Обмануть судьбу

– Строганов нанял меня. Оружие, подковы у его людишек, телеги… Работы тьма!

– Какой еще Строганов? Откуда он в наших краях взялся?

– Так в нескольких верстах, под Солью Камской, их городок. Нанял меня Степан, младший сын Максимов.

– Почему же тебя наняли? Город ближе, мастеровых больше.

– Да кто же его знает! Зашел в кузню, посмотрел на работу мою. Понравилось, видно.

– Сегодня он в кузницу приходил?

– Да, с Гермогеном дела у него какие-то. Аксиньяаа!

– Да что ж ты радостный такой?

– А ты не понимаешь? Такую деньгу хорошую мне обещали, женушка! Заживем! Избу расстроим, одежи новой купим, скотины возьмем, девку тебе в помощь! – возбужденно блестя черными глазами, обещал муж.

Аксинья молчала. Дурное предчувствие сжимало сердце стылой волной. Но Григорию она ничего не сказала. Не поверит, будет только хуже.

* * *

Строгановы, ходившие в любимчиках у Бориса Годунова, были не в почете у Дмитрия – не понравилось ему, что владеют они обширными угодьями, новые земли присоединяют при потворстве воевод пермских.

Перед Шуйским, новым царем, Строгановы решили выслужиться. В небольшом шумном становище под Солью Камской готовили обоз с припасами, оружием. Как встанет лед, укатается санная дорога, так строгановские люди отправятся в Москву.

Аксинья теперь нечасто видела своего мужа. Дневал и ночевал он в строгановском лагере. Не желал терять ни минуты драгоценного времени, оплачиваемого нежадным заказчиком по высокой цене.

В один из тех дней, когда в воздухе уже пахло осенью, Степан нагрянул в Еловую. Постучал в знакомую избу. Аксинья наливала важному гостю пенистый напиток, а руки тряслись.

Понятно было, что Степан тщеславный малый. Бабское нутро сразу чуяло в нем погибель. «Не одну девку ты попортил, дружок, ишь как рыщешь глазами», – думала Аксинья.

– Тоскуешь одна, без мужа-то? – оторвавшись от кувшина, Степан смотрел на Аксинью.

– Жажду утолил? – Она оправила убрус, спрятала выбившуюся прядь. – Дел у меня много, некогда с тобой лясы точить.

– Жажду, говоришь, утолил… Нет, горит все, краса моя. Мочи нет.

Синие глаза, не моргающие, упрямые, смотрели на Аксинью. Степан Строганов, низко пригнув голову, вышел из избы. Аксинья долго смотрела ему вслед.

* * *

– Может, не надо. Ну их, копейки эти! Редко я стала тебя видеть, соскучилась вся, – прижалась Аксинья к мужу. – Сколько дней уже не видела.

– Да что ты, голуба. Я пообещал, отказаться не могу. Потерпи ты, скоро закончу работу.

Ночью Григорий старался успокоить жену страстными ласками, а она все томилась, чувствуя, что грядет что-то страшное, неотвратимое.

Опять, как когда-то в пору девичества, мучили ее тревожные сны, не дающие спать. То гонится за Аксиньей с лаем собака, долго гонится, по ночному лесу, она обернется – нет собаки, собирается вернуться – опять собака появляется и оскаливается. «А глаза ведь у собаки синим огнем горят», – ворочалась в полночь Аксинья. То черт ей приснится, старый знакомец, то еще какая муть, и нет рядом мужа, чтобы успокоить, утешить мятущуюся женку.

– Не растаешь на солнце?

Опять он! Аксинья выпрямилась и облизнула капли пота. Крупный лук, выдернутый и уложенный рядами, желтел на грядке.

Степан снял шапку и вытер пот.

– В тенек бы, хозяйка.

Аксинья боялась Степана с его ласковым взглядом, родинкой над губой, вкрадчивым голосом.

– Занята я. Иди ты своей дорогой.

Она готова была уже молить его: оставь в покое!

– Грубая ты, неласковая. Мужу твоему деньги хорошие плачу, а ты грубишь мне.

– Чтоб тебе провалиться, – прошептала она. И услышала, как идущий за ней след в след Строганов хмыкнул в ответ.

Изба встретила прохладой, которую дерево заботливо хранило с ночи. Аксинья впустила назойливого гостя, ополоснула в сенях руки и зашла в избу. После яркого солнца глаза ее ничего не видели в полутьме. Она натолкнулась на какую-то преграду и вскрикнула.

– Дай поцелую. – Его родинка близко, чуть наклони губы – и вот она.

– Окаянный. – Аксинья вывернулась из его рук и побежала к печи. – А этого хочешь? – Сжала в руках кочергу, тяжелую, толстую, сделанную основательным мужем.

– Давай!

Он ухмыльнулся и приблизился к ней, сцепив руки за спиной. Аксинья сжала кочергу крепче.

– А получай! – Она стукнула его по руке.

– Покалечишь, – Он захохотал и выхватил кочергу. Покрутив ее в руках, согнул, кинул в угол и вышел из избы, бросив напоследок:

– Сильная ты женщина. Рука-рученька болит.

Он выслеживал Аксинью, как дичь лесную, как лань, как трепетную косулю. Будь Строганов крестьянином, Аксинья бы в раз пресекла его блудные взгляды. Любой мужик на селе помог бы ей, укоротил блудника. Муж призвал к ответу… Но Строгановы…

– А чегой-то к тебе мужик этот ходит? – Фекла оперлась мощной грудью о забор и уходить не спешила.

– Строганов?

– А, вон даже кто. Я слеповата стала, не вижу ни зги.

– К Григорию заходил.

– Так его ж третий день нет. Фимка от вас не вылазит. Озимые сеять уж скоро…

– Отпущу его сегодня пораньше, Фекла. Не переживай.

Аксинья знала, что разгильдяй Макар и не заметил отсутствия старшего сына. А вот что отвечать на вопросы любопытной соседки, она не знала.