Обмануть судьбу

Клавдия не жаловалась на боль, но здесь дело было не в Феодосии, а в ином чудотворце.

Обратная дорога казалась еще длиннее. Не радовали сказочные высокие сосны, игривые белки, гостеприимные деревеньки. Хотели путницы одного – домой. Спать на перине, а не на жесткой земле, вытянуть измученные ноженьки и отдохнуть.

На подходе к избушке Федотыча Клавдия все подобралась, блестела глазами, помолодев на добрый десяток лет. Женщины не удивились, когда следующим утром Клавдия с ними не пошла:

– Вот так…Не зря вы, бабоньки, смеялись. У старика я остаюсь. Забыла уж, каково с мужиком жить. Давно вдовствую… Хоть крошку счастья изведаю.

Клавдия попросила Ольгу, жившую в соседнем селе, детям передать весточку: матушка их замуж выходит, пусть не теряют, а скарб свой, одежонку потом заберет.

– Взрослые уже дети-то мои, и внуки выросли… Справятся!

– А венчаться вы будете? – спрашивала София, больше всех обрадовавшаяся за Клавдию.

– А как же! Нам во грехе жить нельзя, помирать скоро, – улыбались старики и долго стояли на крыльце, провожая взглядом фигурки, бредущие по дороге.

* * *

– Софья, давай у меня погостишь. Родители по тебе не скучают, а мне в радость, – предложила Аксинья подруге, которая за время странствия стала совсем родной.

– А как же муж твой, не прогонит?

– Нет, он добрый. Придумала: я к родителям тебя определю. Они рады будут моей подруге. А уж когда я расскажу, какая ты работящая да скромная!.. – Софья зарделась, румянец на желто-коричневом ее лице проступил багряными пятнами.

Гриша пришел из кузницы в ту же минуту, как запыленные Аксинья с Софьей ступили на порог, без слов крепко обнял жену, вгляделся в родные карие глаза.

– Вернулась! Аксинья, помогла скитница-то?

– Должна помочь, Гриша. – Аксинье не хотелось отрывать голову от пахнущей потом и кузней груди мужа. – Соскучилась я. Вот София, сдружились мы в дороге. Позвала погостевать. К родителям моим сходим, там ее и разместим.

Анна с Федором уже ждали на крыльце – слух о возвращении Аксиньи быстрой ласточкой долетел до них.

– Дочка, наконец-то, я уж боялась – не случилось ли чего, – две седмицы не было Аксиньи дома, первый раз за всю ее жизнь.

– Матушка, рада я возвращению несказанно. Это София. Ее деревня дальше по Усолке, в пяти верстах от нас.

– Боровое? Знаю-знаю. Здравствуй, милая. Пошли в дом, – позвала ее Анна.

Федор, завидев незнакомую девку, выскочил из дому.

– Не поздоровался даже. Федя, Федя, – покачала Анна головой и лукаво улыбнулась.

Отмывшись в бане, с удовольствием отведав каши, сготовленной мужем, и кислого до оскомины кваса («Не удался он у меня, все в точности делал, как ты говорила», – повинился Григорий, вызвав смех у жены), кулебяки, заботливо испеченной матерью, Аксинья стала расчесывать деревянным гребнем каштановые кудри, игриво посматривая на мужа.

– К Марфе-то не ходил? – припомнила Григорию прошлые прегрешения.

– Нет, дома все сидел, жену свою ждал.

– Вот и дождался, муженек. Соскучился?

– Конечно – Голос Гриши стал хрипловатым. – Ты устала, поди, с непривычки столько на ногах, в пути.

– Устала, но мужа без ласки не оставлю.

Шершавые руки нетерпеливо шарили по ее телу, нежно касаясь груди, язык дерзко обшаривал рот, вторгаясь глубоко, вызывая у Аксиньи стон. Соскучилась, будто месяцы не видела, по голосу низкому, по телу крепкому, по насмешливому блеску темных глаз, по резкому переходу от ласки к грубости.

Потом потные, запыхавшиеся, лежали они на постели.

– Значит, будет у нас ребенок, жена?

– Говорила она: молитесь, все наладится. И сама будет поминать меня в молитвах.

Муж вздохнул в темноте, не поверил.

Аксинья давно замечала, что нет в нем истинной веры, благочестия. Мог он высмеять священника, редко крестится на образа. После рассказа его о крымском плену Аксинья поняла, что живет с великим грешником, который веру отцов поменял на басурманскую. «Он выжить бы не смог, если бы не стал магометанином. Отмолю мужнин грех», – утешала себя Аксинья.

* * *

Следующей ночью полдеревни перебудил Игнат. Выпучив глаза, размахивая руками, он заскочил в избу Григория и Аксиньи с криком:

– Вода вылилась! Рожает!

Два года назад Еловая гудела на свадьбе Игната Петуха и Зои, дочери крестьянина Петра. Аксинья на свадебном пиру с улыбкой следила за смущенной, растерявшей свою бойкость Зоей, вспоминала свою свадьбу. Невеста так смотрела на жениха, а жених на невесту, что ни у кого из гостей не было сомнения – на этот раз родительская воля (Игнат с Зоей давно уже были посватаны) не встретила никаких препятствий у молодых.

В эту ночь в большой избе Петуховых никто не спал. Ни родители Игната, Спиридон и Дарья, ни двое старших братьев с оравой детей.

Зоя рожала девочку быстро и споро – видно, помогли ее широкие бедра – Аксинья вместе с Зоей-старшухой, Дарьей и Агашей принимали роды. Перерезав пуповину, Аксинья завязала пупок тонкой нитью.

– Здоровая девчуля! – одобрительно прожурчала Зоя-старшая, убрав мокрые пряди с круглого, измученного лица дочери.