Облава

Ноги у нее совсем онемели от усталости, даже волосы на голове болят. Неда закрывает глаза, чтобы хоть они отдохнули, но тогда подгибающиеся ноги сходят с тропинки в снег. Дорога неровная, с подъемами и спусками — скользкая и в то же время каменистая. Слушать собачий брех — для нее настоящая мука: в нем весь ужас трудной крестьянской жизни, здесь и хриплые басы сельских богатеев, и тявканье подлаживающихся к ним шпиков, и баритоны бывших богатеев и разбогатевших подхалимов, и тенорки щенят, что лезут из кожи, подражая своему сословию. Наконец, когда Неда уже смирилась с мыслью, что лай и дорога никогда не кончатся, ее бородатый спутник остановился и показал на освещенные окна дома.

— Вот мой дом. Тут мы и отдохнем, — сказал он.

— Некогда мне отдыхать, спешить надо.

— Поспешишь — людей насмешишь. Лучше всего тебе и не ходить дальше. Я тебе дам зерна столько, сколько бы дал Арслан, дам и лошадь, чтобы не тащить на плечах. Совесть не позволяет отпустить тебя на страдания и верную гибель.

Неда остановилась: вот то, чего она больше всего боялась! Несколько мгновений она молчала, словно колебалась, на самом же деле обдумывала ответ, потом сказала:

— Раз уж пошла, значит, так тому и быть.

— Ну, как хочешь. Покажу тебе хоть, как идти, — сказал он. И, протянув руку, объяснил, что долина внизу — Корытар, а дорога спускается наискосок к мосту. От моста надо повернуть направо, потому что дорога налево ведет в Баре — в болота, через лед, а лед сейчас ненадежный. А правая тропа ведет верхом мимо Тамника, к ручью Поман-вода. Ручей не надо переходить — там леса и пустошь, и ходят слухи, будто где-то в тех лесах, под Орваном, скрываются коммунисты, и поэтому ей нужно повернуть направо и идти вверх, через поляны. Поляны соединяются одна с другой, точно вериги, потому и называются Веригами. Наискосок она поднимется помаленьку на Рогоджу и там отыщет тропу, которую проложила мусульманская стража. Повернув по тропинке снова направо, надо пройти Повию, Седларац, Кобиль и ровное пастбище, которое называется Свадебное кладбище, и вдоль горы Рачва спуститься в село Опуч, где и стоит дом Арслана Балемеза…

— Поняла?

Неда кивнула головой. Она запомнила лишь то, что было для нее важно: надо перейти мост, потом ручей Поман-вода и углубиться в дремучие леса и пустоши, где может заблудиться и местный житель. Остальное ее не интересовало.

— А сейчас зайди и отдохни, соберись с силами, чтобы усталой не плутать по этим тропам. Жена тебя разбудит с первыми петухами. До рассвета останется еще часов шесть. За это время до самого Рожая можно дойти.

И втолкнул ее в дом прежде, чем она сообразила что к чему. Жена Пашко, сухощавая пожилая женщина, стояла у двери. Предчувствие подсказало ей, что надо ждать гостей, и она встретила Неду у порога. Усадив ее на ослон с подлокотниками, она помогла ей снять обувь и подложила под голову подушку. Покуда она наливала теплую воду в таз, Пашко спросил, не приходил ли кто к нему?

— Только курьер из штаба Бекича. Принес повестку, вон на полке.

По мере того как Пашко читал повестку, лицо его все больше искажала кислая гримаса недовольства, борода вздыбилась, а брови высоко поднялись над очками.

— Не пойду, — сказал он. — Ни за что не пойду. Устал. Можно и мне когда-нибудь отказаться.

— Да и пора, — сказала жена. — Давно бы так!

— Собери-ка поужинать и будем спать. Она торопится, разбуди ее с первыми петухами.

— Куда ей торопиться?

— Туда, куда суждено. Откуда знать, что кому суждено. Чуток попозже и мне придется пойти в Ластовац к Филиппу Бекичу. Опять облава! Дня не проходит без облавы. Нет никому покоя, и никто ничего не знает ни о себе, ни о других.

VI

Неда улеглась под рядном в маленькой комнате и не успела задремать, как тут же вздрогнула от смутного страха. Ей почудилось, будто ветер со злобным зубатым лаем и глухим воем разносит и рвет в клочья кромешную тьму, в которой смешались небо и земля с водами и горами. Первой мыслью было, что она проспала, опоздала, и этим все погубила. Неда не знала, что значит «все», и первые мгновения не могла понять, где она. Потом, точно удар молнии, другая мысль заставила ее содрогнуться: «Ладо, облава, лес…» Волосы стали дыбом. Охваченная ужасом, Неда вскочила с постели на усталые ноги и принялась шарить в тесной, точно мешок, клетушке, разыскивая свою одежду, которая казалась чужой, кем-то подкинутой, заскорузлой и жесткой. Наконец она оделась, нащупала дверь и вышла. Боясь, как бы дверь не скрипнула, она оставила ее раскрытой. Страх перед людьми превозмог страх перед темной и незнакомой дорогой. Ночь показалась ей ласковой и приветливой, а путь именно таким, каким она себе его представляла.