Обладание

— Почему ты вернулась? Вопрос застал ее врасплох.

— Как? Я думала, мы…

— Я тоже так думал, — перебил он. — Но я видел, какими глазами ты смотрела на него, Мойра, и теперь мне кажется, что ничего у нас не выйдет. Помнишь, я спрашивал у тебя, что между вами? Я надеялся на точный ответ, но не услышал его. Мне редко доводилось видеть вас вместе, и теперь я понимаю, что в этом была моя ошибка.

Она чувствовала опустошение, как будто все ее тело — от макушки до ступней — вдруг куда-то исчезло.

— Все кончено. Навсегда! — она схватила со стола пергаменты, комкая их в руках. — Я получила волю! У меня есть дом, который не каждый отец может предложить за своей дочерью. Он ушел из моей жизни, теперь меня ничто не удерживает!

— Так ли это? Ты уверена? — с тревожно-хладнокровной отчужденностью он поднялся и встал у нее за спиной. Затем на плечи ей опустились руки. Почувствовав приближение его тела, она напряглась от такой интимной близости. Руки скользнули вниз и остановились на ее груди. Она сцепила зубы, чтобы не закричать.

— Так ты уверена? Не тот человек, Мойра. Не те руки. Он произносил истины, которые сердце понимало и без слов. Она не выдержала. Сломавшись, сорвавшись в жалкую истерику, она рухнула за стол, накрыв голову руками; всю ее сотрясали рыдания. Остатки самообладания покинули ее.

Рийс сел рядом с ней, поглаживая ее плечо, говоря слова утешения, которых она не слышала и не понимала. Постепенно поток эмоций истощился. Выпрямившись, она утерла лицо руками.

— Ты поступаешь не совсем честно. Со временем я смогла бы…

— Может быть, но я не хочу рисковать. Я не ожидал любви, но жениться собирался там, где, по крайней мере, есть хоть какой-то шанс. А мы сейчас говорим о сроках, равных жизни. Я не настолько безрассуден, чтобы взять в жены женщину, сердце которой полностью принадлежит другому мужчине.

Ей так хотелось возразить что-нибудь в ответ, но противопоставить чистой правде было нечего. Ее сердце действительно принадлежит Аддису. Оно принадлежит ему вот уже полжизни. Восемь лет, в течение которых его считали погибшим, не ослабили чувств, и теперь она не могла утверждать, что будущее что-то изменит.

На нее накатила волна непроницаемой черноты, лишив способности двигаться и мыслить. Будущее теперь представлялось ей полуживым существованием, состоящим из движения, поглощения пищи и ухода за постоялым двором, в то время как другая ее часть, та, что способна испытывать любовь и радость, упокоится в вечном сне. Рийс прав. Даже если она вступит в брак и отдаст кому-то свое тело, какая-то ее часть умрет навсегда.

— Я не представляю, что мне теперь делать, — прошептала она сквозь всхлипывания.

Он пожал плечами:

— Ты свободна, ты богата. Тебе не нужен муж, чтобы обеспечить свое будущее. Тебе не нужен мужчина, чтобы всегда иметь кусок хлеба. Ты можешь делать все, что хочешь.

— Все, что хочу…

— А я не представляю, можно ли быть более несчастным, чем ты сейчас, Мойра. Если бы мне довелось испытать такую боль, потом было бы страшно понять, что для этого не существовало настоящей — понимаешь, настоящей причины.

Настоящая причина.

В кухне раздался скрип половиц; звякнул в тишине котелок, который соседка-вдова поставила на печь.

Она повернулась к нему. Ее губы все еще дрожали от готовых пролиться слез. Но постепенно вместо оглушительной пустоты ее начало наполнять ощущение покоя и открывающейся возможности.

Он искренне улыбнулся, подбадривая ее.

— Даже если у тебя родится ребенок, ты сможешь содержать себя и его. Город не очень строго смотрит на такие вещи. Ты будешь не первой, кто оказался в таком положении.

Мокрая точка змейкой скользнула по щеке. Она все еще с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, но уже по другим причинам. Удивительный свет пролился на нее, когда она закрыла дверь для боли и открыла другую, которая придаст горю, появись оно снова, разумную целесообразность и осмысленность. Разделенная любовь, пусть и непродолжительная. Воспоминания, дополняющие друг друга. Может быть, даже достаточно счастья, чтобы хватило на остаток жизни.

Он вложил ей в ладонь документы и поднялся. Подошел к проходу, ведущему на кухню, где его ожидала вдова. Остановился и, не оглядываясь, произнес:

— Иди домой, Мойра.

Глава 17

— Я только что сообщил своим людям, чтобы они потихоньку пробирались в город по одному в разное время, а вы теперь заявляете, что мы должны возвращаться к ним. Что-то я ничего не разберу, — бурчал Ричард.

Аддис молча укладывал вещи в притороченные к седлам мешки, пытаясь подавить хаос в мыслях и ядовитое разочарование, которое безжалостно жгло душу.

Будь проклята ее гордость. Будь проклят ее непоколебимый реализм и практичность. Будь она проклята!