Обязана быть его

Однажды я случайно увидела электронное письмо. Оставив ноутбук включённым, Эдуард вышел из комнаты, а мне что-то понадобилось на его столе. Текст письма был коротким: мужу, как сотруднику, проработавшему в компании три года, предлагалась путёвка на Черноморское побережье. Путёвка для нас с Соней. Эдуард вернулся как раз в тот момент, когда я, закончив читать, подняла голову. Стоило мне встретиться с ним взглядом, я поняла — никакого побережья. Ни для меня, ни для Сони. И словно бы в подтверждение этого муж захлопнул крышку ноутбука.

— Ты никуда не поедешь, — только и выговорил он прежде, чем, схватив меня за руку, вышвырнуть из комнаты.

— Нам пора, Дарина, — Демьян посмотрел на часы. — Одевайся и зови Софью. У меня ещё много работы.

— Спасибо за ужин, — сказала я Демьяну, когда машина остановилась возле моего дома, и мы вышли на улицу.

— И за чашку! — влезла Соня.

— Пожалуйста, — ответил ей Демьян.

Соня сжала в руках ручки пакета, куда администратор кафе убрала ту самую чашку с Винни-пухом, из которой Сонька пила какао.

Вдоволь наигравшаяся, на обратном пути она притихла и прижалась ко мне маленьким сладким клубочком. Я же поглаживала её плечико и, чуть пьяная от глинтвейна, чувствовала непонятную грусть. В детстве я так хотела, чтобы у меня был папа… Я так хотела, чтобы у моего ребёнка был папа… А что в итоге? Ничего.

— Несколько дней меня не будет в городе, — сказал Демьян уже мне. — Нужно решить некоторые вопросы.

— В Таиланде? — напряглась я.

Любая мысль об Эдуарде заставляла меня нервничать. Больше всего мне хотелось, чтобы всё это закончилось, чтобы он навсегда исчез из моей жизни.

Штамп в паспорте, его фамилия… В первый же выходной я собиралась подать на развод. Первая растерянность прошла, и я дала себе обещание — не сдамся. Не сдамся, чёрт подери, пусть даже годы, прожитые с Эдуардом, оставили во мне неизгладимый след.

— Нет, — Демьян, как обычно, смотрел на меня. — Это касается исключительно работы.

— Ты едешь в командировку? — пакет в руках Сони зашуршал, и она поставила его на землю, но тут же подняла, поняв, что асфальт сырой.

— Да, — тон его не изменился, и меня опять поразило, что он разговаривает с ней, как со взрослым, равным себе человеком. — Привезу тебе что-нибудь. Как насчёт куклы?

Соня засмущалась. Опустила взгляд, потом снова посмотрела на Демьяна и, кивнув, заулыбалась.

— Договорились, — в уголках губ Терентьева появился намёк на улыбку.

Всё ещё смущённая, Сонька отбежала к подъезду, я же резко выговорила:

— Никогда не давай ребёнку обещаний, которые всё равно не сдержишь, — внутри появилась горечь. Сколько раз она вот так улыбалась, сколько раз ждала… Ждала, а потом я шла в соседний магазин и покупала кукол, мишек… Только обмануть её всё равно не выходило, и все эти куклы, игрушки, лежали беспризорные и ненужные. Не зная, она чувствовала ложь. Потому что дети всё чувствуют, знают даже то, чего знать не могут.

— Почему не сдержу? — очень серьёзно спросил Демьян.

— Потому что забудешь. Потому что не будет времени. Потому что найдутся другие дела, — прочеканила я. — Будет что-нибудь важнее, Демьян. Обязательно будет.

Он молчал. Некоторое время смотрел на Соню, потом в темноту питерского вечера и наконец очень жёстко проговорил, впившись взглядом в моё лицо:

— Я никогда не говорю просто так, — взял меня за шарф и потянул на себя. Отпустил и провёл пальцами по вороту пальто. — Запомни и это тоже, Дарина. Я никогда не даю пустых обещаний.

Его тёплое дыхание коснулось моей кожи, ладонь прошлась по боку и остановилась на талии. Тёмно-карие глаза манили таящимся в глубине зрачков пламенем, и я против воли сглотнула, понимая, что хочу прикоснуться к нему. Глинтвейн… Это просто глинтвейн: пряный, дурманящий. И ещё запах. Запах Демьяна…

— Я позвоню тебе, — сказал он, отпустив меня и, развернувшись, пошёл к ожидающей его машине.

— У тебя нет моего номера, — выкрикнула я, не в силах сделать даже шага назад.

Демьян обернулся.

— С чего ты взяла? — уголок его рта дрогнул в усмешке.

Я поняла, что не помню, чтобы он хоть раз усмехнулся или улыбнулся до этого вечера. Только сейчас: первый раз Соньке, теперь мне. — И не говори, что не будешь ждать, — ещё одна усмешка.

Открыв дверцу, он сел в машину. Пару секунд я так и стояла, чувствуя, как холодный ветер обдувает пылающее лицо, а после пошла к подъезду. Соня выглядела уставшей, но счастливой, и что-то подсказывало мне, что уснёт она, едва голова её коснётся подушки. Усну ли я сама? Вот это сказать было трудно.

Пакет был слишком длинным для Соньки, и она опять перехватила его.

— Может, всё-таки отдашь мне? — спросила я, хотя в машине она заявила, что понесёт свою чашку и безе, которые нам завернули с собой, сама.

Поколебавшись, Соня всё же сдалась, и я снова улыбнулась. Я взяла его и удивилась. Для одной чашки и нескольких горстей пирожных пакет был довольно тяжёлый. Открыв, я заглянула внутрь. Коробка… Та самая коробка с шарфом и перчатками, что я оставила в машине.

— Демьян… — выдохнула я, и дыхание моё повисло у губ облачком пара.