Обязана быть его-2

— Потому что ты особенная, — просто ответил он, но был при этом совершенно серьёзным.

— Особенная? — я недоверчиво хмыкнула. Удручённо покачала головой. — Только и приношу тебе проблемы.

— Это не важно, — он приподнял мою голову за подбородок и повторил, глядя в глаза: — Это всё не важно, Дарина. Ты особенная. Для меня особенная. Тут нет объяснений.

Сняв перчатку, он погладил меня по лицу, стирая растаявший снег и опять набросил на голову капюшон.

— Что-то вроде фатума? — то, как он смотрел на меня, мягкая, поглощающая темнота его глаз, потаённая уверенность, звучащая в его словах, вызвали у меня странное, необъяснимое чувство, описать которое я не могла. Фатум. Судьба.

— Да, — коротко ответил он. — Именно.

Несколько минут мы шли в тишине. Пнув носом сапога снег, я подумала, что Соне, должно быть, снится её новый друг. Накануне утром Демьян сказал мне, чтобы я выбрала для неё подарки и прислала ему ссылки на них. Но разве хоть какие-то подарки смогут составить конкуренцию тёплому живому медвежонку с мокрым носом и добрыми золотистыми глазами? Няня позвонила Демьяну, ещё когда мы ехали в машине и сказала, что дочь, наигравшись со щенком, мгновенно уснула, стоило её голове коснуться подушки. За прошедшее время я успела пообщаться с этой женщиной и теперь была спокойна. Проверенная, ответственная, она не имела особенных навыков и педагогического образования, зато, как и я, родив совсем рано, успела вырастить двух дочерей.

— Откуда ты узнал, что она мечтает о щенке? — снова поддела я снег.

— Думаешь, так трудно было догадаться? — Демьян, приобнимая меня за талию, прижимал к своему боку. — Достаточно было просто увидеть, как она смотрит на собак.

Я ничего не ответила, потому что отвечать, в сущности, было нечего. Посмотрела вперёд, на аллею, на выстланную перед нами серебристую дорожку. Никого, кроме нас. Только мы одни и этот сказочный вечер, пузырьки шампанского, что всё ещё пьянили меня, морозный воздух и запах мужчины, смешанный с ним.

— Мне бы хотелось съездить к маме, — после недолгого молчания снова заговорила я.

— Обязательно, — проговорил Демьян особенно сдержанно, и на миг я почувствовала его напряжение. Беспокойство, пробравшееся было внутрь, тут же исчезло, стоило мне поймать его взгляд. — Съездим сразу после того, как пройдёт заседание.

Я кивнула. Выезжать из города мне было нельзя, и я знала это. Как ни велико было желание пусть так, но попрощаться с мамой, нужно было ждать. Экспертиза показала, что мама умерла своей смертью — сердце. Вот только…

С того момента, как на телефон мне пришло сообщение от бывшего мужа, я понимала… чувствовала — как-то он причастен. Его слова, его взгляд — я прожила с этим человеком пять лет. Пять долгих лет, за которые научилась считывать его, чтобы хоть как-то уберечься. Полиция закрыла дело быстро — нет следов насильственной смерти. И снова Демьян…

Эдуард и правда не убивал мою маму. Не убивал. Но плохенькая, не пишущая звук камера, находящаяся в соседнем магазине, сохранила на плёнке момент их встречи. Сохранила минуту, в которую мой бывший муж, не двигаясь, смотрел маме в лицо и говорил что-то, едва шевеля губами. Сохранил момент, когда она, разгневанная, бросилась на него. Никогда я не видела маму такой — рассерженной и в то же время напуганной. Одним резким движением Эдуард схватил её за ворот пальто и отшвырнул. Сказал что-то и резким шагом направился к двери. Это было в тот самый день. В тот самый день, когда мамы не стало. За несколько часов до её смерти.

Если бы не Демьян и его люди, вряд ли бы эту запись нашли. Вряд ли бы её вообще искали. За это я тоже должна была поблагодарить его. Должна.

— Я отдам тебе эскизы через несколько дней, хорошо? — спросила я, в очередной раз нарушая молчание. — Это может ещё немного подождать.

— Да, — Терентьев прижал меня сильнее. — Но после Нового года всё должно быть готово. Дальше тянуть нельзя.

— Я понимаю. Поверить не могу, что ты доверил это мне, — пройдя ещё немного вперёд, я опять остановилась и посмотрела на него. — У меня ни опыта, ни образования. И тут…

— Не всегда опыт и образование имеют первостепенное значение, — он встал напротив.

Снег под подошвами ботинок заскрипел и затих, где-то вдали раздался звук выпускаемых фейерверков, а потом снова наступила тишина.

— А что имеет?

— То, что нельзя приобрести, — проговорил он. — То, что вот тут, — дотронулся до моей груди. — То, что делает тебя особенной, Дарина.

— Особенной делаешь меня ты, — шепнула я.

Игривый ветерок скользнул по губам, по щекам. Он действительно делал меня особенной. Была ли я особенной до него? Если и так, то вряд ли мне когда-нибудь удалось бы узнать это, не сложись всё так.

— Нет, — с абсолютной уверенностью ответил он, но в уголках его губ всё же появилась улыбка.

Я тоже мягко улыбнулась, не став спорить. Если он сказал, что нет, вполне возможно, это так и есть. Залпы салютов послышались снова, вдалеке в небе вспыхнули красные, жёлтые, белые огоньки, а мы всё так же смотрели друг на друга.

— Я бы выпила ещё шампанского, — честно призналась я.