Обязана быть его-2

— Демьян… — выгнулась, снова подалась к нему, скользя ладонями по столу, царапая столешницу и не находя опоры. Грудь сладко ныла, кожа стала влажной, волосы липли ко лбу.

— Да, Дарина… — на миг он замер, давая мне почувствовать всего себя. Губы на губах. Он — покрытый испариной, как и я.

Запутавшись пальцами в тёмных волосах, я укусила его за губу, застонала в рот. Наши языки столкнулись, тела ударились друг о друга. Впилась ногтями в его плечи и, услышав, как он в очередной раз сипло выдыхает моё имя, отозвалась:

— С днём рождения. С… с днём… М-м-м… Пожалуйста…

Влажный шлепок, звук поцелуя, кульминация мелодии… Напряжение внутри стало невыносимым. Поймала губами выдох Демьяна. Тело сковал болезненно-сладкий спазм, и я, закричав, повалилась на стол. Дышала ртом, как выброшенная не берег рыба и чувствовала, как он толкается в меня, усиливая моё наслаждение, догоняя, превращая наше удовольствие в одно целое.

Задрожав, он глухо выругался — грязно, откровенно.

— Чёрт подери… — закончил он, и это было самым цензурным, что я услышала. — Это самый лучший день рождения, какой только мог быть…

Он ткнулся мне в шею носом, и я, погладив его по голове, выдохнула. Чувствовала его пульсацию внутри, чувствовала, как он выплёскивается в меня и дрожала. Сглотнула и сделала глубокий вдох. Провела рукой по его спине, по перекатывающимся мышцам, по влажной горячей коже.

— Если так, я рада, — застонала, обводя его лопатки и приоткрыла глаза.

Не успела я сделать это, ощутила на губах вкус крема. Взяв розочку, Демьян выпачкал ею мой рот и слизал остатки с пальцев. Я собрала крем кончиком языка и, дотянувшись, вытерла его нижнюю губу, но руку убрать не успела — он перехватил её и, глядя мне в глаза, поцеловал палец с обручальным кольцом.

— Такую женщину, как ты, невозможно купить, Дарина, — выговорил он. Её можно только взять. Но деньги тут ни при чём. Нельзя взять женщину, если она этого не хочет.

Я не ответила ему. Не ответила, потому что понимала — он прав. Прав.

14

— Мама и Соня, — Демьян улыбнулся, прочитав выведенную Соней неровную подпись в уголке рисунка.

Я положила ладонь ему на плечо. Провела по руке и тоже улыбнулась, глядя на крупные цветы, кажущиеся особенно нежными в приглушённом свете кабинета.

— Она сама подписала. Я даже не говорила ей об этом.

— Наша дочь — молодец, — сказал он совершенно спокойно, не делая акцента ни на одном из слов, но при этом с гордостью и удовлетворением. Так, будто это были самые обычные слова, какие он говорил уже много раз.

Я вздрогнула и замерла, не отводя взгляда от рисунка. Пальцы мои застыли.

— Демьян… — начала было осторожно.

Положив рисунок на стол, он встал и, обхватив мои плечи, посмотрел прямо в глаза.

— Что, Дарина? — спросил, глядя на меня пристально. Лёгкий нажим, что звучал в вопросе, не был вызовом или попыткой подавить меня.

Я вдруг поняла — ничего. Если я хочу, чтобы у нас что-то вышло — ничего. Потому что по всем официальным документам именно он отец Сони. Именно он. И за эти месяцы он сделал для неё куда больше, чем Эдуард за все пять лет.

— Ничего, — тихо откликнулась я, подняв на него взгляд.

Ещё некоторое время Демьян смотрел на меня, словно пытался убедиться, что я не лгу. Что не ухожу от ответа, а затем, кивнув, отпустил. Снова уселся в кресло и, подняв упавшую ложечку, отломил кусочек торта.

— Даже не знаю, кто из вас талантливее, — сказал, облизнув ложку.

— Тебе нравится? — спросила я, хотя всё ещё думала о его словах — «наша дочь». Наша… Наша дочь.

Вместо ответа он отломил ещё один кусочек. Смерил взглядом, от которого я почувствовала себя голой, хотя уже успела одеться.

Смущённая, я принялась собирать с пола бумаги. Белые листы усыпали ковёр вокруг стола, несколько отлетело в угол кабинета. Небо за окном было чёрным, как и воды Финского залива. Глубокая ночь…

— Пойдём домой? — положив бумаги сказала я.

Демьян шумно выдохнул. От огромного куска торта осталось не больше половины, и я запоздало подумала, что нужно было принести чай или кофе. Память тут же услужливо подсказала, что где-то здесь была кофемашина. Осмотрев кабинет, я увидела небольшой столик возле двери. Кофемашина действительно была там, но спешить я не стала.

— Демьян, — подошла к Терентьеву. Тот, откинувшись в кресле, посмотрел на меня. Положил ладони мне на бёдра, коленями сжимая мои ноги. — Пойдём домой, — повторила я.

— Мне нужно ещё пару часов поработать, — отозвался он, не скрывая сквозящей в голосе усталости.

Наверное, первый раз он был передо мной настолько открытым, и это смело последние камни стены, что ещё оставалась между нами.

— Всё так серьёзно? — чувствуя его лёгкие, не намекающие на продолжение прикосновения к бедру, спросила я и накрыла ладонь своей. — Может быть, я могу тебе чем-то помочь?

Он задумался. Я же, отойдя, всё же занялась кофе. Джазовая мелодия оборвалась на полуноте, и теперь в кабинете слышался лишь шум работающей кофемашины. Аромат кофе, проникший сквозь приглушённый свет, дополнивший безлюдье ночи, придавал нашему уединению ещё больше интимности.