Обезьяны

Экс-художник снисходительно посмотрел на своего терапевта. Бедный старый самец, подумал он, вот уж кто чувствует себя здесь не в своей тарелке, так это Зак Буснер. Впервые за время знакомства Саймон почувствовал, что их отношения с психоаналитиком-радикалом разворачиваются на 180 градусов. Он привык, что Буснер все время ему помогает, чистит его, распоказывает ему то, распоказывает ему се, постоянно прикасается к нему и т. д.; и теперь, оказавшись в ситуации, когда настал его черед подбодрить Буснера и дружески почистить его, экс-художник не сразу нашелся.

— «Уч-уч» доктор Буснер, перед вами… — взмахнул он пальцами, — какой бы мне подобрать жест «хуууу»?… иллюстрация того, как иерархия подчинения преломляется в среде мало связанных друг с другом групп и представителей художественного мира. Они потому так броско вырядились, что для них это, пожалуй, единственный способ привлечь к себе хоть каплю внимания, добиться хоть пары дружеских щипков от тех, кто сидит на более высокой ветке, или на ветке пониже, или на той же самой ветке…

— Я так и подумал, — рассек Буснер воздух, и двое шимпанзе, взяв друг друга за яйца, уселись на пол посреди шерстяного водоворота.

— В конце концов, — продолжил Саймон, аккуратно вдавливая знаки в паховую шерсть именитого психиатра, — они же не могут «хи-хи» носить свои репутации у себя на спине — ведь это невозможно, а, Буснерушко мой «хуууу»?

— Пожалуйста, — нежно ущипнул его Буснер, — раз мы отныне переползли к такой глубоко мордной взаимной чистке, обозначайте меня просто Зак «хууу».

— Конечно, Закушко мой, конечно, «чапп-чалп» для меня большая честь, что вы признали мое продвижение на ветку-другую вверх по иерархическому дереву. Ну и вот, как я показывал, репутации этих деятелей искусства — если окружающие нас самцы и самки таковыми являются — настолько далеки от солидности, от стабильности, что их работы как в воздухе нуждаются в постоянном внимании и «ггрррннн» интерпретации, причем последние должен осуществлять довольно широкий круг критиков «гррннн». А у критиков, разумеется, есть собственная иерархия, к тому же взаимные отношения двух означенных иерархий — иерархии критиков и иерархии художников — пребывают в постоянном движении. Потому-то они все и разоделись как рождественские елки, потому-то эти говнюки и лезут из шерсти вон, прыгая, вопя, кланяясь, чистясь и, спариваясь «хиихии-хии»!

Буснер, уловив последний знак Саймона, тоже захихикал. Затем самцы проползли к столику с шампанским, взяли по бокалу и продолжили четверенькать по периметру экзальтированного и преувеличенно-огромного помещения. Здесь, в основной части галереи, висели крупные Полотна, выполненные в ослепительно ярких тонах. На них изображались сцены из повседневной жизни стран Центральной Америки — мытье машин, пикники, игра в летающую тарелку и тому подобное, однако все они были наклонены вбок и искажены, словно наблюдатель и художник страдали астигматизмом. Этот прием, сам по себе бросавший зрителя в дрожь, усиливали совершенно нереальные краски и манера письма — резкие, неровные мазки.

— Неплохо, — щелкнул пальцами Саймон, — очень даже неплохо. Как вы показывали, что тут выставлено «хуууу»?

— Это, Саймон, выставка молодых американских художников, — отзначил Буснер.

Они обошли всю галерею и взяли еще по бокалу шампанского, как вдруг Саймон, который теперь четверенькал впереди, замер, его зад задрожал, шерсть стала дыбом. Буснер подбежал и запустил пальцы в шерсть своего протеже, успокаивая его:

— «Хууууу» Саймон, что случилось?

— «ХуууууГррррнн», — нерешительно отзначил художник, — я могу ошибаться, Зак, но, кажется, я узнаю вон тех двух шимпанзе на верхней ступеньке лестницы.

Буснер посмотрел наверх и увидел двух непохожих друг на друга близнецов-бонобо.

— Вы о тех двух бонобо «хууу», Саймон?

— Да, верно, вот, значит, как выглядят бонобо «хуууу»? Я видел, что о них жестикулируют, но никто не показывал мне пока, как они выглядят.

— И кто же они, по-вашему, такие, Саймон «хуууу»? — знаки Буснера были нежнее ласк юной самки.

— Я думаю «хуууу», это друзья моей Сары, братья Брейтуэйт, одного обозначают Кен, другого Стив. Автор одной из заметок, которые вы давали мне тогда в больнице, намекал, что Кен спаривался с Сарой. Так странное.

Саймон опустил лапы. Буснер ущипнул его снова:

— Что именно странно «хуууу»?

— Я думал, что, увидев Кена — если вон тот, конечно, Кен, — испытаю дикий прилив ревности. Но я почему-то вовсе не ревную, а просто хочу подчетверенькать к нему и посмотреть, кто кому поклонится «хуууу».

Буснер скептически взглянул на Саймона. Он, разумеется, понял, куда тот клонит. Учитывая извращенные моногамные традиции, принятые у людей, известие о том, что кто-то спаривается с твоей первой, второй или третьей самкой, или даже с постоянной самкой вне группы, или даже — Буснер расхохотался про себя при этой мысли — просто со знакомой самкой, несомненно, должно вызывать эмоциональный надрыв. Но, хотя рассуждение увлекло именитого психиатра, еще увлекательнее был сам факт, что Саймон узнал близнецов-бонобо.