Читаем Обезьяны и солидарность полностью

Диана всегда считала, что у нее неплохое чувство юмора. Наверное, все люди так думали про себя. И конечно, она понимала, что glabro смешон. И все-таки почувствовала, что на всякий случай лучше находиться среди людей.

Ночь была почти безмолвной, изредка доносились звуки проезжающих машин. Уличный свет проникал в комнату, создавая на потолке светло-серые ромбы.

Диана не могла заснуть, размышляла. На память приходили разные забавные фразы.

Как же он мог быть таким омерзительным и все-таки проявиться?

Каким образом в одной точке времени и пространства концентрация мерзости могла стать такой огромной, что перестала быть воображаемой.

Нигде никогда я уже не буду защищена от возникновения glabro.

Но хотел ли он подразнить только меня или художников вообще? Людей вообще?

Хотел ли он, по своему разумению, стать неким сложным символом? Надеялся, что его примутся толковать?

Диана повернулась на другой бок, пытаясь устроиться поудобнее.

Этот тип — мой стыд, внезапно подумала она, вздрогнув. Его возникновение — ужас и позор. Диана почувствовала, что ухмылка бритоголового сделала явной ее постыдную беззащитность… Дурацкую, постыдную беззащитность бытия художника. Ведь художник всегда проявляет себя таким образом, чтобы могло проявиться нечто такое, чего он сам даже не желает вызывать. Теперь это появилось в виде glabro, убогого и жуткого. И ничего невозможно было поделать.

Я, Диана, сама создала условия для того, чтобы этот извращенец стал видимым. Это и был принцип безволосого: вся предыдущая карьера Дианы развивалась так, как она развивалась, только для того, чтобы в конце концов мог появиться glabro.

Диана глубоко вздохнула и прижалась поближе к Йоозепу, обняла его одной рукой, прижалась головой к плечу. Йоозеп что-то пробурчал во сне.

Зачем я сделала эту инсталляцию?

Диана недоуменно моргала глазами в сумраке.

Она еще теснее прижалась к Йоозепу и крепко ухватилась за его запястье. Тогда glabro не придет. Тело Йоозепа было талисманом, защищавшим ее в непроглядной ночи. Если держаться за Йоозепа, тогда glabro не появится. Не придет, не придет.

Ну да. Диана вспомнила утверждение психоаналитиков, что в бессознательном отрицание отсутствует. Как же тогда думать? Glabro и без того уже есть, так что лучше послать его прямо в задницу. Да, подумала Диана, я должна сама поймать этого мерзавца на улице!

Но сейчас ночь, а в ней — неприбранная комната и милый, теплый Йоозеп. И это все, сейчас это все. Незаметно Диана заснула.

В кейласком универмаге Rõõmu Диана оказалась по дороге в гости. Она выбирала вино и пребывала на приятной волне, когда в поле зрения вдруг возник желтоватый кожаный затылок. На расстоянии нескольких полок, облупленный и угрожающий, и Диана мгновенно почувствовала, что не готова к встрече. В универмаге небольшого городка она вдруг ощутила себя в высшей степени ранимой. Glabro в этой ситуации оказался бы победителем, glabro смеялся бы последним! Диана схватила с полки бутылку вина и спешно направилась к кассе. Так, вино, бастурма и апельсины… Шварк! Чья-то грубая рука резко водрузила на движущуюся ленту позади ее апельсинов брусок с надписью «СЛЕДУЮЩИЙ ПОКУПАТЕЛЬ». Жест был настолько внезапный, что Диана обернулась и, увидев перед собой бритоголового, громко вскрикнула. Нет, это был не glabro. «Ну?» — спросил лысый и круглощекий.

— Простите, — пролепетала Диана.

— Припадочная что ли? — съязвила женщина, стоящая рядом с лысым.

Glabro. Где он проводил ночи? На каком языке говорил? Умел ли он вообще разговаривать?

С пробежкой Диана на это раз припозднилась, начинало смеркаться. Первые километры еще более-менее при свете, а потом наступил тот чудесный миг, когда свет становится неопределенным, словно он еще есть, но в то же время и нет его, одновременно тлел и затухал. Между деревьями стало совсем сумрачно. А фонари еще не зажгли.

Но подле леса было все-таки достаточно велосипедистов, ходоков с палками и собак. Гоночные велосипеды явно без грязевого щита, на задницах и спинах велосипедистов темно-коричневые полосы от разбрызгивающейся грязи. Палочники, среди них и совсем юные, ходили обычно парами. Собаки трусили, натягивая поводки, обыденно потягивая носом воздух: ротвейлеры, таксы, немецкие овчарки. Никто из них не скулил и не тявкал от страха. Велосипедисты, ходоки и собаки. Да, хорошо, что именно собак было много.

На следующий вечер Диана не увидела в городе ни одного лысого. Но зато ей встретилась Лийна, которая сообщила, что у Калле день рождения. Диана вспомнила, да, конечно, она просто забыла о приглашении. «Пойдем со мной, хотя бы ненадолго», — позвала Лийна. Почему бы и нет, решила Диана. Главное — держаться среди людей. Тем более что Йоозеп сообщил, что придет домой попозже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лауреаты литературных премий Эстонии

Копенгага
Копенгага

Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность. Такое волевое усилие знакомо разве что тем, кому приходилось проявлять стойкость и жить, невзирая на вяжущую холодом смерть». (из новеллы «Улица Вебера, 10»).

Андрей Вячеславович Иванов , Андрей Вячеславовчи Иванов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги