Диана всегда считала, что у нее неплохое чувство юмора. Наверное, все люди так думали про себя. И конечно, она понимала, что
Ночь была почти безмолвной, изредка доносились звуки проезжающих машин. Уличный свет проникал в комнату, создавая на потолке светло-серые ромбы.
Диана не могла заснуть, размышляла. На память приходили разные забавные фразы.
Как же он мог быть таким омерзительным и все-таки проявиться?
Каким образом в одной точке времени и пространства концентрация мерзости могла стать такой огромной, что перестала быть воображаемой.
Нигде никогда я уже не буду защищена от возникновения
Но хотел ли он подразнить только меня или художников вообще? Людей вообще?
Хотел ли он, по своему разумению, стать неким сложным символом? Надеялся, что его примутся толковать?
Диана повернулась на другой бок, пытаясь устроиться поудобнее.
Этот тип — мой стыд, внезапно подумала она, вздрогнув. Его возникновение — ужас и позор. Диана почувствовала, что ухмылка бритоголового сделала явной ее постыдную беззащитность… Дурацкую, постыдную беззащитность бытия художника. Ведь художник всегда проявляет себя таким образом, чтобы могло проявиться нечто такое, чего он сам даже не желает вызывать. Теперь это появилось в виде
Я, Диана, сама создала условия для того, чтобы этот извращенец стал видимым. Это и был принцип безволосого: вся предыдущая карьера Дианы развивалась так, как она развивалась, только для того, чтобы в конце концов мог появиться
Диана глубоко вздохнула и прижалась поближе к Йоозепу, обняла его одной рукой, прижалась головой к плечу. Йоозеп что-то пробурчал во сне.
Зачем я сделала эту инсталляцию?
Диана недоуменно моргала глазами в сумраке.
Она еще теснее прижалась к Йоозепу и крепко ухватилась за его запястье. Тогда
Ну да. Диана вспомнила утверждение психоаналитиков, что в бессознательном отрицание отсутствует. Как же тогда думать?
Но сейчас ночь, а в ней — неприбранная комната и милый, теплый Йоозеп. И это все, сейчас это все. Незаметно Диана заснула.
В кейласком универмаге
— Простите, — пролепетала Диана.
— Припадочная что ли? — съязвила женщина, стоящая рядом с лысым.
С пробежкой Диана на это раз припозднилась, начинало смеркаться. Первые километры еще более-менее при свете, а потом наступил тот чудесный миг, когда свет становится неопределенным, словно он еще есть, но в то же время и нет его, одновременно тлел и затухал. Между деревьями стало совсем сумрачно. А фонари еще не зажгли.
Но подле леса было все-таки достаточно велосипедистов, ходоков с палками и собак. Гоночные велосипеды явно без грязевого щита, на задницах и спинах велосипедистов темно-коричневые полосы от разбрызгивающейся грязи. Палочники, среди них и совсем юные, ходили обычно парами. Собаки трусили, натягивая поводки, обыденно потягивая носом воздух: ротвейлеры, таксы, немецкие овчарки. Никто из них не скулил и не тявкал от страха. Велосипедисты, ходоки и собаки. Да, хорошо, что именно собак было много.
На следующий вечер Диана не увидела в городе ни одного лысого. Но зато ей встретилась Лийна, которая сообщила, что у Калле день рождения. Диана вспомнила, да, конечно, она просто забыла о приглашении. «Пойдем со мной, хотя бы ненадолго», — позвала Лийна. Почему бы и нет, решила Диана. Главное — держаться среди людей. Тем более что Йоозеп сообщил, что придет домой попозже.