Обещай мне

Корт отрицательно покачал головой, и он достал одну для себя, не спеша обрезал кончик и начал попыхивать, раскуривая ее. Наконец доктор откинулся поудобнее и окутал себя облаком душистого дыма. Это был человек лет шестидесяти, лысый, как бильярдный шар. Его парик, довольно старомодного вида, был нахлобучен на череп скелета.

– Признаться, ваша милость, я ожидал вашего прихода гораздо раньше, – начал Дернфорд. – Поскольку вы так и не появились, я решил, что вам неинтересно, и перестал ждать.

– Все это звучит странно, – сдержанно заметил Корт. – Только два дня назад я узнал, что вы вообще существуете, мистер Дернфорд. В записке сыщика, которого я нанял для частного расследования, я прочел ваше имя и адрес, ничего больше.

– Речь идет о вашем друге, ныне покойном маркизе Сэндхерсте. Мне казалось, вас должны интересовать обстоятельства его смерти. – Доктор сплел пальцы на животе и продолжал со вкусом попыхивать сигарой.

– Он обращался к вам?

– Не только обращался, но и лечился у меня в течение полугода, вплоть до самого отъезда из Англии. Меня рекомендовал ему семейный врач Сэнд-херстов. – Дернфорд поджал губы, отчего его двойной подбородок забавно выпятился, и с некоторой задумчивостью продолжал: – Обычно я строго придерживаюсь правила, что болезнь пациента является врачебной тайной. Однако тут случай особый… молодой человек оставил мне письменное указание ответить на любые ваши вопросы в том случае, если вы, ваша милость, сочтете нужным их задать.

– Понимаю… Эмори Фрай что-то говорил мне о том, что Сэндхерст уже был смертельно болен к моменту бегства из Англии. – Корт расправил плечи и сильнее стиснул набалдашник трости. – Вы хотите сказать, что можете это подтвердить?

– Разумеется. Артур Бентинк умирал и знал это. Мой врачебный опыт говорил о том, что больше восьми месяцев ему не протянуть. Человек он был большого мужества, и я честно предупредил его о близкой смерти. Только сила воли позволила ему прожить дольше.

– Чем он был болен?

Дернфорд ответил не сразу. Он встал и несколько минут ходил по комнате. В конце концов он остановился перед Кортом и откашлялся.

– Я с величайшим интересом следил за вашим бракоразводным процессом, милорд, читал все статьи до одной… м-да. Должен признаться, меня поразили обвинения, выдвинутые вами против маркиза Сэндхерста, но я был связан врачебной этикой и не имел права голоса. В тот период Артур Бентинк предпочитал хранить в тайне свою болезнь, и мне оставалось только смириться с этим. Много позже, уже после его смерти, я получил письменное указание объяснить вам все. Милорд, маркиз Сэндхерст никак не мог соблазнить вашу жену. Он |; умирал от рака.

– Сэнди? От рака? – Корт порывисто поднялся. – Но ведь ему было всего-навсего тридцать!

– Это тот случай, милорд, когда заболевают еще в молодости. Редкий вид этой болезни, но в медицине он описан и изучен. Лично мне пришлось иметь дело еще с двумя подобными пациентами, но ни один из них не прожил и половину того, сколько прожил Сэндхерст. Он умер от рака яичек.

– Боже правый!

– Именно это дает мне основание утверждать, что маркиз Сэндхерст никак не мог находиться в незаконной любовной связи с вашей женой, милорд. Не стану ручаться за предшествующий период, но за шесть месяцев до отплытия в Венецию этот человек уже был физически не способен на половую близость. – Дернфорд развел руками с видом глубокого прискорбия. – Как видите, болезнь не из тех, о которых рассказывают знакомым.

Корт тяжело осел на скамью, глядя на врача с нескрываемым ужасом.

– Понимаю, ваша милость, – сочувственно кивнул доктор, – для вас все это явилось неприятным сюрпризом. Боюсь, мое время ограничено, очередной пациент уже ждет меня… но вы можете остаться здесь и немного прийти в себя. Думаю, в таком виде вам лучше будет не появляться на улице.

Он вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Корт даже не заметил этого. Он сидел, уставившись в одну точку. Слова Филиппы снова и снова отдавались эхом в его сознании. «…Сэнди просто хотел сказать мне что-то важное», «он просил держать это в секрете». С внезапной ясностью он понял, почему Филиппа и Сэнди обнимали друг друга, когда он разъяренным быком ворвался в «Четыре кареты». Это было не объятие любовников, а единение перед лицом большой беды. Должно быть, Сэнди только что сказал Филиппе, что умирает… а через несколько минут в комнату ворвался обезумевший от ревности муж, превратив трагедию в отвратительный фарс!