У нее вырвался вздох облегчения.
— Давно захотела, от той поры, как признал меня на окопах.
Можно было считать, что с арестом Сугонюка пеленгаторы свою роль выполнили, пора возвращаться им восвояси.
Мы заехали за Князевым. И вот от него я узнал еще одну новость. Оказывается, пеленгаторы перехватили последнюю радиограмму Сугонюка, он вышел на старой волне, зашифровал отработанным шифром.
А новый? Личный шифр Чухлая? Почему Сугонюка с ним не ознакомили? Особая мера предосторожности? Или что-то такое, нам пока неизвестное?
В имение Сугонюка решили войти привычным для хозяина путем — задворками. На всякий случай Истомин примкнул задержанного к себе наручниками.
Шоха достал из собачьей будки ключ, открыл дом.
Вошли. Истомин снял наручники.
Сугонюк долго растирал руку и с тревогой озирался по сторонам.
— Будь хозяином, — говорю ему. — Сам сядь, гостей приглашай. Беседа наша не закончена.
Я — на диване с высокой спинкой, похожей на потешный старинный замок: башни, домики, мостики. Шоха — на стуле возле стола. Ждет моих вопросов.
— Почему Чухлай сам шифрует свои донесения? Не доверяет тебе?
Мнется, не знает, что ответить.
— Если меня не касалось — я не лез, Филипп Андреевич любопытных не любит. Раз сам — значит, так ему надо.
В своей радиограмме Сугонюк выражал надежду, что все обойдется: «Мою жену тут все знают, никто не удивляется. А документы у Пятого — в порядке, выдержат любую проверку».
Говорю ему:
— Что ж, Прохор Демьянович, заготовим еще одну телеграмму. Не возражаешь?
— Какую? — спросил он настороженно.
— «Видел Пятого, чувствует себя сносно. Поговорить не удалось, дали на свидание три минуты, и все это время присутствовала медсестра». Заодно надо справиться, что делать с контейнерами. Пятый может пролежать в больнице с месяц, у него сотрясение мозга.
Сугонюк с явным безразличием ответил:
— Передам. Теперь все равно.
Но он не мог не понимать, что означает это согласие: затевается игра с гитлеровской контрразведкой, и он в ней — первая скрипка.
Надо признаться, я не ожидал, что он так быстро поддастся. Почти без сопротивления. А я готовился к напряженной борьбе. Удача! Но какая-то горчинка в этом была, Сугонюк сломался. Не я его одолел, а он сам рухнул, как старый, ветхий домишко. Хватит ли у него внутренних сил, чтобы подняться и своим упорством, невероятной трудоспособностью, преданностью искупить ту огромную вину перед Родиной, которая за ним накопилась?
— Теперь ответь мне вот на какие вопросы: что ты делал позавчера на ростовской толкучке, как дал знать о себе Иванову и о чем договорились с ним на Таганрогском шоссе?
Ерзает Шоха на стуле, будто на гвозде сидит: и так повернется, и эдак.
— Выходит, водили меня?
— Нет, не тебя, а Иванова и Архипа Кубченко. Заодно держали на примете дом его матери, где прописан Николай Николаевич Селиверстов.
— Что же вы тогда с нами в кошки-мышки играете! Давно бы всех к ногтю.
— А куда спешить? — отвечаю спокойно. — Может, еще каких гостей бог пришлет, а ты поможешь их взять и тем самым заслужишь у Советской власти снисхождение. Когда прибудут?
— Не знаю, — промямлил он, — но вскоре. Может, Филипп Андреевич затем и вызывал к себе Иванова. А видел он меня на базаре. Выменял я водку, прохожу мимо него, он шепнул: «В пятнадцать на таганрогском КПП».
«А вот эту встречу Шохи с Ивановым наши следопыты проморгали, — подумал я. — Сосредоточили все свое внимание на водочных королях…»
— Когда и где должны встретиться Чухлай с Ивановым?
— Послезавтра у меня в доме. Иванов работает в заготконторе. Приедет покупать у людей скот.
Впереди еще два дня, есть время сориентироваться. Посмотрим, что ответит Шохе центр.
Следующим вечером Сугонюк вышел в эфир. Для того чтобы все было логичным и естественным, текст телеграммы составлял он сам, я лишь дал ему мысль: пусть использует привычные для него обороты речи. Шоха зашифровал, Князев на всякий случай проверил. Ответ пришел резиновый: «Все оставить на своем месте. Пятый выйдет из больницы — решим. Регулярно информировать о его здоровье».
Если бы кто-то из моих людей допустил ошибку, подобно чухлаевской, что бы я посоветовал остальным? Немедленно принять все меры предосторожности: рацию и контейнеры переправить в иное место, Сугонюку временно исчезнуть, установив за своим домом скрытый контроль. Но германский центр не дал своему никаких конкретных указаний. Это настораживало.
Подождем Иванова. Только не ссадили бы наши его с машины, не лишили транспорта.
Я с Ростовом поддерживал связь по рации взвода оперативной службы. Передал Яковлеву новости. Он меня разочаровал. «Уже ссадили. И основательно. ЗИС шел впереди, неожиданно затормозил. Газик Иванова налетел на кузов, разбил свой радиатор».
Оставалось надеяться на изворотливость самого Иванова.
Мне хотелось, чтобы Надежда подзадержалась в Светлове. Уж очень неестественно выглядело бы совместное проживание под одной крышей: она, Сугонюк и мы с Князевым и Истоминым.
Но предупредить капитана Копейку я не смог. Надежда вернулась на следующее утро.