Об искусстве

Замечаешь ли ты, какое изящество, какую невозмутимую безмятежность поселяет в душе широта ее благородной поступи? Этот размах шагов согласуется с их частотой, которая в свой черед непосредственно вытекает из музыки. А с другой стороны, частота и длина тайно связаны ростом…

Сократ. Ты так хорошо об этом говоришь, ученейший Эриксимах, что я невольно вижу то, что подсказывает твоя мысль. Я вижу женщину, которая своим движением рождает во мне ощущение неподвижности. Я слежу лишь за неизменностью ритма…

Федр. Она останавливается в кругу этих соразмерных граций…

Эриксимах. Сейчас вы увидите!…

Федр. Она закрывает глаза…

Сократ. Вся она — в этих закрытых глазах, вся — в затаенности ожидания, где осталась наедине со своей душой… Она чувствует, как ее существо разрешается неким событием.

Эриксимах. Приготовьтесь же… Тише, тише!

Федр. Восхитительный миг… Но эта тишина — само противоречие… Как удержаться и не воскликнуть: «Тише!»

Сократ. Поистине девственный миг. А следом — другой, когда нечто должно оборваться в душе, в ожидании, в каждом из нас… Нечто — оборваться… И вместе с тем это — как вяжущий узел.

Эриксимах. О Атиктея! Как ты изумительна в этом преддверии!

Федр. Кажется, снова в ней разливается нежная музыка, — снова, но по-иному… Расправив ей крылья, она…

Эриксимах. Музыка заменяет ей душу.

Сократ, В эту минуту, которой вот-вот предстоит умереть, вы, о Музы, всемогущие владычицы!

Как сладостно замирают дыхания и сердца!… Тяжесть свергается к ее ногам; и этот длинный покров, который упал совершенно бесшумно, все объясняет. Тело ее можно видеть только в движении.

Эриксимах. Глаза ее вернулись к свету…

Федр. Насладимся же этим ускользающим мигом, когда в ней возникает новый порыв!…

Так, подойдя к краю крыши, птица вдруг отрывается от прекрасного мрамора и уходит в полет…

Эриксимах. Больше всего на свете я люблю то, что должно наступить; даже в страсти я не нахожу ничего, что могло бы затмить своей прелестью ее самые первые ощущения. Всякому времени дня я предпочитаю зарю. Вот почему я с таким упоением наблюдаю, как занимается в этой смертной божественное движение. Смотрите!… Оно уже брезжит в этом скользящем взгляде, который неудержимо клонит чело и нежные ноздри к озарившемуся плечу… И вся прекрасная цельная жила ее гладкого мускулистого тела постепенно натягивается, извивается, — вся, от стопы до затылка, трепещет… Она исподволь обозначает явленье рождающегося прыжка… Она не даст нам вздохнуть, пока вдруг не взметнется, отозвавшись, как молния, на долгожданный и неожиданный всплеск громозвучных кимвалов!…

Сократ. Наконец-то она входит в царство неповторимого и проникает в мир невозможного!… До чего же, друзья мои, наши души едины перед этим чудом, равно для них явным и неодолимым!… Как дружно впивают они прекрасное!

Эриксимах. Вся она обращается в танец и вся отдается подвижной стихии!

Федр. Полными смысла шагами она сперва как будто стирает с земли всю усталость и все неразумие…

И вот она строит над нами себе жилище: точно свивает гнездо в своих белых руках… А теперь вам не кажется, что стопами она ткет под собой неразличимый ковер ощущений?… Крест-накрест и снова крест-накрест она оплетает землю мгновениями!… О, какой дивный узор, как искусно работают ее быстрые пальцы: они набегают, уносятся, они сходятся и расходятся, и друг друга преследуют, и разлетаются!… Как легки они и как проворны, эти чистые мастерицы радостей утраченного времени!… Эти ноги воркуют и ссорятся — точно две голубицы!… Точка пространства заставляет их спорить, словно какое‑то зернышко!… Они разом вскипают и — еще, еще раз — сталкиваются в воздухе!… 7 Клянусь Музами, ни к чьим ногам я так не тянулся устами!

Сократ. Дело в том, что твои уста завидуют красноречивости этих волшебниц! Тебе хотелось бы чувствовать свои слова легкокрылыми, как эти ноги, и украшать свою речь столь же живыми фигурами, как их прыжки!

Федр. Мне?…

Эриксимах. Да ведь он помышлял об одном: ему чудилось, что он нежно клюет этих резвых голубок!… И все от страстного увлечения, с каким он отдается зрелищу танца. Что может быть естественней, Сократ, и что — непритворно загадочней?… Наш Федр совсем ослеплен великолепными стойками и пируэтами Атиктеи; он их пожирает глазами, он к ним тянется всем существом; он чувствует, он уверен, что по губам у него пробегают легкие ониксы!… 8 Не оправдывайся, милый Федр, и прошу тебя, не смущайся… В том, что ты ощущаешь, нет ничего беспричинного и ничего вполне ясного, — следовательно, ничего, что расходилось бы в какой‑то мере с обычаями нашей живой машины. Разве мы не представляем собой некую органическую диковину? Не является ли наша жизненная система некой действующей бессвязностью и неким движущим беспорядком?… Разве впечатления, желания, мысли не сочетаются в нас самым непреложным и самым непостижимым образом?… Какое несоответствие причин и следствий!…

Федр. Но ведь сам ты прекрасно растолковал то, что я испытывал безотчетно…