О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий

В бесконечно медленном ночном поезде, который вез меня в Биарриц, я получил звонок от Алекса. Новости были не ахти. Ему удалось связаться с продюсерскими компаниями одного из фильмов Боуи в Лондоне, две из них больше не существовали. После долгих убалтываний он сумел переговорить с одной из администраторов, которая в то время была ассистенткой режиссера, она ничего не помнила про дублеров Боуи, только то, что сам режиссер оказался полным ничтожеством, они влипли по уши в дерьмо из-за превышения бюджета, а часть группы сидела на наркоте. По ее словам, в архивах ничего не сохранилось, в любом случае они не собирались тратить время на эту историю.

Огюстен Ибаррестегей съехал из своего дома в Англе три года назад, его опекун продал владение супружеской паре, которая дала мне адрес дома престарелых в Бидаре, где он пребывал на данный момент. Директриса пансионата объяснила мне, что Огюстен мало что помнит, живет сегодняшним днем и не узнает даже своих двух дочерей, одна из которых, живущая в Даксе, раз в месяц приезжает его навестить. Но дать мне ее телефон, предварительно не получив согласия, директриса не пожелала; в ответ на звонок дочь согласилась со мной поговорить. Она рассказала, что братьев у нее нет, отец давным-давно порвал с семьей по причинам, которые ей неизвестны; она долгое время задавала вопросы, потом отступилась, речь шла о давней и стойкой обиде, и она никогда не видела свою родню по отцовской линии.

Кончено, это был мой последний патрон, и он не сработал.

Хорошего сыщика из меня точно не получится; к тому же это утомительно, только подумаешь, что ты у цели, только решишь к ней приблизиться, как она отдаляется от тебя на полной скорости, ты слышишь где-то внутри саркастический смешок, и все разлетается на тысячу кусков. Возможно, у меня и есть родственные связи с отцовской линией Огюстена. А может, и нет. В любом случае эта ветвь отсечена и более нигде не существует. В вокзальном буфете, куда я зашел утром выпить кофе, я нашел пять телефонных справочников, и департамента Пиренеи-Атлантик, и соседних, но там значился один-единственный Огюстен. Не знаю, сведет ли меня однажды счастливая судьба или случай с моим отцом, но сильно в этом сомневаюсь. Как бы то ни было, я ставлю точку. Не исключено, что он живет себе припеваючи в Ки-Уэст или в Патагонии или же давно умер где-то в одиночестве и его все забыли, кроме меня, кто его не знает и никогда не видел, кто никогда не слышал звука его голоса. А образ Боуи создает в голове помехи. Я больше не знаю, кого вижу – отца или его двойника. Это одновременно и он, и не он. В конечном счете, довольно глупо быть похожим на Боуи, лучше вообще ни на кого не походить. Я прожил восемнадцать лет, не заморачиваясь его существованием, пусть так и дальше идет.

Я позагорал на песке рядом с казино, погода райская, люди купались и развлекались на пляже, напрасно я не прихватил с собой плавки. На воде было полно серфингистов, а вот волн не было. Поездка оказалась небесполезной, я открыл для себя баскский берет. Не черную нашлепку, которую носят на голове, а шоколадный бисквит, которым я и объедаюсь. Приканчиваю третью порцию, он так густо покрыт шоколадной глазурью с ликером «Гран Марнье», что четвертая в меня уже вряд ли влезет. Прикрываю глаза, меня обволакивает солнце. Ощущение, что скольжу по воде. Звонит мобильник. Номер незнакомый.

– Алло, Поль, это Лена.

Наконец-то она подала признаки жизни. Не думал, что звук ее голоса так на меня подействует.

– У тебя там жуткий шум. Я слышу детские крики.

Объясняю, почему я в Биаррице, как я, возможно, нашел имя отца, рассказываю про безумную надежду, с которой сюда ехал, и про чувство поражения, которое испытываю сейчас, словно опустилась свинцовая крышка. Лена никак не комментирует. Только: «Н-да».

– А ты, как у тебя дела? – спрашиваю я. – Где ты?

– В Англии. Живу в Лондоне с Ясминой. Я слежу за собой, перешла на электронную сигарету и много хожу; видишь, я вовсе не махнула на себя рукой. Хотела бы открыть салон тату, но с этим куча сложностей. Когда мы обустроимся, ты сможешь приехать повидаться, если захочешь, но сейчас нам надо решить кое-какие проблемы.

– Какие проблемы?

– А, все непросто, особенно на данный момент. Не хочу об этом говорить. Если тебе потребуется со мной связаться, теперь у тебя есть мой номер.

Я различаю в ее голосе какую-то настороженность, странную для нее неуверенность.

– Что у тебя происходит?

– Ладно, мне пора, – говорит она.

Пауза, и она вешает трубку.

* * *

Жизнь продолжается, я с еще большим удовольствием делаю то, что люблю делать, – играю. Каждый вечер. Все чаще музыку из фильмов, потому что ее редко включают в репертуар, а есть столько великолепных мелодий, пассажей, исполненных изящества, красок и очарования, вот только трудно отыскать ноты. Посетительницам все равно, некоторые отрываются от тарелок и спрашивают, кто пел эту песню, навевающую давние воспоминания, они удивляются, когда я говорю, что это мелодия Делерю или Сарда[100], фильмы они еще смутно помнят, а композиторов нет. Так всегда.