– Послушай, мне тогда только исполнилось семнадцать, и в голове гулял ветер вместо мозгов. А рядом был не обычный мужчина, а Дэвид Боуи. До тебя хоть доходит? Нечто несоразмерное. А главное, я никогда не имела связи с мужиком. Парни меня не интересовали, для меня это была данность. Меня привлекали только женщины. А тут у меня и времени подумать не осталось, я была в полном потрясении. Все произошло настолько неожиданно, настолько невероятно. Должна признать, опыт оказался не самый приятный. Заняло все не больше трех минут, он навалился на меня и тряс, как грушу, мне было больно, я не могла шевельнуться. Он закричал и остановился, вид у него был довольный. Я подумала: Дэвид Боуи, пусть получилось не очень удачно, но это не имело никакого значения, верно? Мы были рядом, голые, в одной постели, и он был невероятно мил. Сказал, что устал и в следующий раз все будет лучше. Расспрашивал о моей жизни, о том, что я люблю, мы долго разговаривали, как я еще ни с кем никогда не говорила. Даже голый он был классный, красив, как обложка альбома, когда он улыбался, меня словно горный поток омывал, я была на другой планете. Я спросила, могу ли я сопровождать его в турне и чем-то помогать, он ответил: «Почему бы нет». Взял бутылку кальвадоса, и мы стали ее распивать, прикончили минут за десять, веселясь от души. Он рассказывал о фильме, который будут снимать в октябре, намечено тридцать съемочных дней, он постарается и меня подключить, я повторяла себе: черт, с ума сойти, что со мной происходит, я же влюбляюсь в этого мужика! Действительно влюбляюсь! Это невозможно, я же лунный микроб, глупая пыль, а он звезда, что же будет? Он встал, вытащил обувную коробку из-под кровати, достал оттуда прозрачный пакетик, заполненный белым порошком, аккуратно высыпал вдоль столешницы, оторвал кусок от страницы «Л’Экип», свернул его конусом и занюхал полоску в пять сантиметров, потом протянул трубочку мне. В то время я только курила иногда немного травки, но ни разу не прикасалась к коксу, да и желания такого у меня по-настоящему не было, но я не хотела показаться кайфоломкой или дурочкой, поэтому взяла трубочку, поднесла к носу, как это сделал он, и втянула. Наверняка я что-то сделала не так, потому что я задохнулась; как ни старалась сдержаться, я чихнула, белая пудра взлетела на воздух и осела у меня на носу и на губах. Он захохотал.
– Не волнуйся, – сказал он, – со мной в первый раз было то же самое. Не важно, у меня его полно.
Он прикончил пакетик, насыпав еще одну полоску порошка. Именно в этот момент я услышала знакомую музыку и сказала себе: странно, я не видела, чтобы он ставил пластинку. Доносился гул толпы, и я поняла, что приглушенный звук шел снаружи.
– Что это? – спросила я.
– Это «Rebel, Rebel»[89]. Он всегда начинает с этой вещи.
– Кто – он?
– Боуи!
– А вы, кто же вы?
– Ну, я его двойник.
– Вы не Дэвид Боуи?!
– Я его дублер по свету и по костюмам, у нас до миллиметра одинаковые размеры, только я натуральный блондин и у меня синие глаза, а у него после несчастного случая один глаз синий, а другой карий, но, кроме этого, мы похожи как две капли воды. Я провожу звуковые монтировки и проверяю сцену, когда он опаздывает, как сегодня, а еще подписываю фотографии, в среднем по пятьсот в день, короче, я его мальчик на побегушках.
– Но я думала, что вы – это он, вы меня обманули!
– Я не хотел злоупотреблять твоей ошибкой, но меня в первый раз приняли за Боуи, в первый раз.
Я была оскорблена, уничтожена. Быстро оделась. Вышла. Ветер захлопнул дверь вагончика, дождь стоял стеной. Я пошла вперед, слыша завывания толпы. Я решила, что все-таки заполучу и концерт, и настоящего Боуи. Направилась к полю, там было невероятное количество народа, людское море из десятков тысяч человек, залитое струями ливня. А вдали, на освещенной эстраде, двигался Боуи. Оттуда, где я стояла, он казался совсем крошечным. Повисла тишина. Он заговорил, но я не поняла ни слова. А потом снова раздались первые ноты «Heroes», и в тот момент я знала, что эту песню он поет для меня:
Я постаралась пробраться вперед, но в плотной массе стоящих впритирку людей это было невозможно. Я промерзла до костей, но мне было все равно. Он пел, и ничего важнее этого на Земле не было. И я пела песню вместе с ним, я орала ее:
Вот. Ты знаешь все. Ну, по крайней мере, первую часть истории. Дай мне немного воды.
Я наполнил стакан, она взяла, глаза у нее были влажные, как если бы ожившие старые воспоминания перенесли ее на восемнадцать лет назад. Я подождал, когда она допьет.
– Как зовут моего отца?