Читаем О ней и о ней полностью

О ней и о ней

Казнь негласная, в подвале, без внешних эффектов, без объявления приговора, внезапная, действует на врагов подавляюще. Огромная, беспощадная всевидящая машина неожиданно хватает свои жертвы и перемалывает их в мясорубке. И нет уже: ни последних слов, ни даты смерти, ни могилы, даже трупов - пустота. Враг уничтожен СО-ВЕР-ШЕН-НО!

Сцена 87. Кабинет Срубова. Павильон. Ночь. Лето.

Срубов не отпускает трубку от левого уха. Правая рука ставит крестики на карте города, сечет короткими косыми черточками тонкую запутанную паутину белого подполья. У Срубова на губах горькая ироническая усмешка.

Сцена 88. Город. Пасха. Натура. Ночь. Лето.

Над городом синь ночи, огни иллюминированных церквей, ликующий пасхальный благовест. Шуршащие шаги толп. Поцелуи. Христосование:

- Христос Воскрес!

С надеждою в ответ:

- Воистину Воскрес!

Из врат вышел крестный ход и с пением пошел вокруг храма.

Сцена 89. Кабинет Срубова. Павильон. Ночь. Лето.

Влетел запыхавшийся Кац, с гвалтом:

- Какого черта! Ведь только что обложили!

Срубов:

- Сядь на моё место. Его я должен брать сам.

Сцена 90. Улица перед ГубЧК. Натура. Ночь. Лето.

Срубов выскакивает из ворот,

вскакивает в автомобиль и кричит сквозь пасхальный благовест:

- Гони!

Сцена 91. Улицы города. Натура. Ночь. Лето.

Раздирая ревом мотора пасхальный трезвон, пугая редких прохожих, что кучками, с горящими свечками в руках влачились от церквей по домам, срубов мчался по ночному городу. Дробно стучали стальные ноги машины. Рев с подвыв ом на поворотах.

Мелькали освещенные фарами заборы.

Стоп. Освещенная фарами табличка

ПЕРВЫЙ ТУПИКЖЕЛЯБОВА

Отъезд, разворот...

....и снова заборы мелькающие в свете фар.

Стоп. Освещенная фарами табличка

ВТОРОЙ ТУПИКЖЕЛЯБОВА

Взревел мотор. Задний ход. Темень съедает табличку.

Снова мчаться мимо заборы.

Стоп. В снопе света табличка:

ПОСЛЕДНИЙ ТУПИКЖЕЛЯБОВА

Сцена 92. Улица у дома полковника Чудаева. Натура. Ночь. Лето.

Двое чекистов держали за руки плотного человека в полувоенной одежде, занимая всё крыльцо.

Полковник Чудаев держался гордо, спокойно.

Подошедший срубов не утерпел, съязвил:

- Христос Воскресе, господин полковник...

И сделал знак чекистам - уводить.

Полковник на выпад Срубова не обратил внимания. Молчал.

Сажая полковника в автомобиль, Срубов добавил:

- Эх ты, огородник: сажал редьку - вырос хрен.

Сцена 93. Дом полковника Чудаева. Павильон. Ночь. Лето.

Испуганные дамы в нарядных платьях, мужчины в сюртуках, смокингах, крахмальных сорочках, бабочках.

Соломин, невозмутимо-спокойный, шмыгающий нос утирая рукавом, раскрывал нафталиновый покой сундука:

- Сказывайте сколь тут вас - буржуёв. Кажному по шубе оставим. Лишку заберем. Кпроприация кспроприаторов.

На полу кучи собранного оружия, дорого тряпья. Чекисты деловито выносили шубы, винтовки и револьверы.

Сцена 94. Кабинет Срубова. Павильон. День. Лето.

Срубов за столом, внимателен и равнодушен. Сидит хотя и в кресле, но на огромной высоте. (Кран с камерой, Срубовым и столом. Со стороны посетителя все как обычно.) Ему совершенно не видно лиц, фигур посетителей. Двигаются какие-то маленькие черные точки и всё.

Старуха просит за сына и плачет:

- Пожалейте, единственный он у меня. Никого не осталось. Одна война, другая...

Падает на колени, щеки в слезах, мокрые. Утирается концом головного платка.

Срубову кажется её лицо не больше булавочной головки.

Кланяется старуха в ноги. Опускает, поднимает голову - светлеет, темнеет. Электрический шарик булавки. Звук её голоса едва долетает до Срубова:

- Единственный...

Сегодня для Срубова нет людей. Просьбы не волнуют, не трогают. Отказывать легко:

- Нам нет дела единственный он у вас или нет. Виноват - расстреляем.

Одна булавочная головка исчезла - появилась другая, тоже молит:

- Единственный кормилец, муж... пятеро детей. Пощадите...

Срубов сверху жестким холодным металлом:

- Мы не принимаем в расчет семейное положение при определении виновности. Получит то, что заслужил.