О материалистическом подходе к явлениям языка

«В нашей литературе, – замечает П.В. Копнин, – укоренилось представление, что в чувственном познании постигается только единичное, а мышление в понятиях отражает только общее. Но если бы чувственное познание ни в какой форме не давало знания общего, то и мышление, основывающееся только на данных чувств, никогда не могло бы познать общего. В действительности же чувственное познание отражает и единичное и общее в их связи»[22].

В современном зарубежном языкознании широко распространен взгляд, что значение есть функция знака и она обладает природой знака. Функция знака – указывать на объект. Эта точка зрения многими нашими лингвистами и философами рассматривается как идеалистическая. По их мнению, значение – это отражение[23].

Нетрудно заметить, что такая трактовка значения и сущности знака содержит определенные логические противоречия. Если мы определяем звуковую оболочку слова как знак в отличие от значения, которое не является знаком, то каким образом звуковая оболочка может выполнить функцию знака, т.е. указывать на какой-нибудь предмет и тем самым замещать его. Ведь без значения не может быть знака. Если значение отражение предмета, то почему оно существует параллельно с другим отражением. Отражение предмета в мозгу человека импликативно не связано с наличием значения. В голове первобытного человека доречевой стадии предметы и явления окружающего мира несомненно отражались, но никаких слов и значений тогда не было.

Далее, могло ли отражение само по себе соединиться с какой-либо звуковой оболочкой? Соединиться оно не могло само по себе, совершенно стихийным образом. Значит, критики этой теории, выступающие в роли материалистов, что-то недоучли. Они забыли простую вещь, что значение слова устанавливается человеком, а не представляет результат естественного отражения. Когда первобытный человек создавал слово береза, то до наименования этого дерева оно было уже в его голове отражено. Он создал по определенному признаку слово береза, и, соотнеся его с понятием береза, превратил это слово в указатель понятия. Курьезно здесь то, что критикуемые фактически стоят на более материалистической точке зрения, чем их критики. Боясь прийти к выводу о возможности мышления без языка, критики во что бы то ни стало хотят представить словесный знак как средство отражения действительности, хотя достаточно хорошо известно, что знак не обладает отражательной функцией.

Некоторые современные защитники Н.Я. Марра – В.И. Абаев, Р.А. Будагов, P.Р. Гельгардт, Ф.П. Филин и др. – утверждают, что хотя Марр и ошибался, но он совершенно правильно ставил проблемы, якобы, в полном соответствии с духом новой революционной эпохи[24]. Однако эти защитники Марра совершенно забывают ту простую истину, что сама правильная постановка проблемы и вопросов невозможна без правильного понимания самого предмета исследования. При плохом знании предмета и сама постановка вопроса может быть неправильной и совершенно необоснованной.

«Структура языка, – замечает Ю.Д. Дешериев, – порождение социального, продукт общества, речевой практики, результат использования органов звукопроизводства в социальных целях, в коммуникативной функции»[25].

Малосведущему читателю эта формулировка может показаться вполне марксистской. На самом деле она крайне узка и ограничена, так как она не учитывает массы факторов, среди которых немаловажную роль играют чисто биологические факторы.

Одно время в советском языкознании шел длительный спор о возможности чисто синхронного подхода к изучению языковых явлений, как это практикуют, например, структуралисты или составители описательных грамматик различных языков. Были лингвисты, которые разделение синхронии и диахронии считали совершенно недопустимым. Представителей другой точки зрения они обвиняли в отступлении от марксизма.