О маленькой птице размерами с остров

Когда все встали, Каин еще с минуту поглядел на толпу и собравшись начал говорить.

– Вы мне кланяться пришли, я принимаю, я рад… – несколько невпопад начал Каин, – а только вы всего-то не знаете, не знаете, как я виноват перед вами. Сколько среди вас стариков? – вопрос хоть был пожалуй больше риторический, а кто-то все же выкрикивал о том что он старик, – вас совсем немного, я прошу прощения у вас старики, но впрочем не за вас мне больнее всего, уж простите и за это. Я не уберег одного мальчика, он хоть может не совсем уж и мальчик был, а я все же не сберег его. Вы может, меня и за то простите, но он помер из-за меня, я ему надежду дал и не знаю, как его зовут, я виноват перед ним и прощения просить мне уже не у кого. – Каин остановился и даже замер как-то неловко, и старики уже не кричали и слов не слышно было более, а тишина воцарилась еще страшнее прежней. Каин стал отходить в сторону, пока и не ушел вовсе. Чарли остался. И лучше бы и ему было бы уйти, потому как, в следующее мгновение, едва ли не до злобы, было выражено его неопределенное чувство, когда вся эта толпа, минуту назад преклонившаяся, разошлась так легко, будто они уж более ничем не обязаны этим людям. Каин для них как вовсе ничем теперь стал, а может и того хуже.

Вернувшись обратно в комнату, Чарли увидел Каина сидящего над столом, в каком-то исступлении. Сложно было подобрать верные слова, чтобы начать разговор и Чарли их подбирать не стал, а сказал только то, что хотел узнать, еще до того.

– Ты обещал сказать мне еще чего-то, – пробубнил Чарли.

– Мы уходим, – быстро подняв голову и опустив снова, ответил Каин.

В ответ Чарли не сумел сказать ни слова.

– Не важно, кланяются нам или бранят, мы свое дело сделали, теперь пора помочь другим, тем, кто более в том нуждается.

К обеду пришел Марек и тепло простился с Чарли и Каином, а позже пришел Витус, вместе с дочерью Анной. Витус подарил Каину большой кусок мяса, а Анна какую-то бусинку. Для Чарли Анна тоже приготовила подарок и достала еще одну бусинку и сказала, что таких бусины у нее всего было три, одну она оставила себе.

Вдвоем Чарли и Каин отправились на юг, там, где чума была в самом рассвете. Чума семимильными шагами опережала путников, но они все же шли, противопоставляя ей чудо. Городов спасенных от эпидемии не могло быть много потому, как даже на ту жалкую тысячу людей должно было уйти не меньше года. Гораздо быстрее того распространялась молва которая описывала приход путников не иначе как чудо и почитая будто бы бога. Люди по всей Европе посеяли надежду на спасение, а вместе с тем и молитвы. Тогда-то эти молитвы и донеслись в Иерусалим, а оттуда в Рим. И уже после того, Каина ждали еще больше, но теперь еще и те, кто был рад ему не как исцелителю, а как клад возможной награды за его поимку. Тем не менее, никто точно не мог сказать где находится таинственный человек, потому как и впредь Чарли и Каин действовали с определенной осторожностью и Чарли снова приводил больных тайно. Те же кто уходил излечившись, ни один не выдавал тайны, потому как и в правду почитал то за великий грех. Предать своего спасителя ни кто не хотел, но совершали попытки и иного рода. Например, притворялись больными, что бы их сопроводили к Каину, но Чарли по одному только виду уже мог наверняка определить даже стадию болезни, не то что уж там симуляцию и потому и в этом была определенная трудность. Еще одной трудностью было и то, что в лицо их (этих самых спасителей) никто не знал, а стало быть, поймать их было совершенно невозможно. В итоге награду пришлось упразднить и искать целителей собственными силами.

Прошел год с тех пор как царь Израильского царства отправил письмо в Рим, и вот уже сам он оказался в вечном городе. Балдуин царь и король, именовался он перед всеми по-разному и в Рим приехал именно как король. Ему хватило смелости приехать в Рим, а может, это решение как раз было, наоборот, из страха, но он приехал. Синедрион, упраздненный и вновь восстановленный всего полвека назад, к тому моменту стал едва ли не самостоятельно управлять государством, во всяком случае, церковь возымела определенный вес среди не столько даже народа, сколько среди знатных господ. Именно благодаря книге теперь еврейский народ поверил в свою уникальную миссию народа избранного. Согласно же преданию книги и сын божий должен быть евреем, а уж ни как не европейцем, ставящим под сомнение саму суть священного писания. Император Флавий, несомненно, понимал сущность вопроса и все же его мысли не были столь категоричны.

– Мне право даже неловко принимать твою сдачу. Хотя в ином случае, я не задумываясь отрубил бы тебе голову приди ты вот так, – эти слова прозвучали в контексте разговора, едва начавшегося после долгих приветствий и сказал их естественно Флавий.