О маленькой птице размерами с остров

Самой сложной задачей наградил себя Чарли, убеждать отчаянных людей пусть и проще, но и их надо убедить, а затем еще и привести куда нужно. Когда тебе говорят, что тебе пустят кровь, это лишь усложняет задачу, но обманывать Чарли не хотел. Казалось бы, дело верное и почем только горевать, но, увы, не каждый соглашался легко. До чего же сильна их надежда, порой думал Чарли, надежда на какое-то неизбежное, неминуемое чудо, которое почему-то должно свершиться, была сильнее прямого спасения. Вот же она та самая дверь, ко входу в которую вы стоите, но они не идут, от того лишь, что хотят непременно попасть внутрь, и так надеются попасть туда сразу, что и дверь ту отворить не считают нужным. Чарли водил под руки прокаженных каждый день, а то и по два раза на дню, даже чаще по два. По мере того как поздоровевших становилось все больше молва разлеталась по округе и тайком пробралась в каждый уголок города, уголков тех было не столь много, потому что город был не так велик. Чарли, несомненно, это дало не малое подспорье в его деле, теперь-то люди, наконец, перестали биться головой в стену и нашли двери, но сквозь них им все равно приходилось идти с Чарли. Сдвигая одну сторону, другая все ближе подходила к краю, Каин уставал все сильнее, усталость переходила из физической в душевную. Прежде почти неотрывно читавший молитвы Каин, теперь все больше спал. Глядя на согбенного Каина, не раз печалился Марек. Доктор проводил целые монологи, глядя в окно из дома.

– Стервятники проклятущие, ох уж стервятники. В землю вас всех, как и прочих, загрызут же, загрызут… – говорил Марек. Пролетали словечки и по крепче от доктора. Как бы там ни было, всякий раз Каин утешал Марека и даже порицал за столь резкие высказывания.

Прошел уже год, с момента первого пациента. Ввалилась целая толпа, однажды в дом доктора и среди них двое прокаженных, мужчина и женщина, оба средних лет. Они были пьяны и прямо таки требовали своего исцеления. Каин таки не выдержал и в первый, и последний раз отверг вошедших. Прогоняя их, Каин едва ли не силой добивался своего, до того обозлился он. Страшная ярость напала на него в тот миг. И лишь успели выйти от него люди, Каин упал как подкошенный не то от упадка сил, не то в молитве какой и стал просить прощения, аж до умаления некого.

– Они то уж не простят поди, а ты их прости, как всегда прощал, в тебе эта сила есть и я знаю что зла в тебе нет, а лишь один вопль мук твоих. Давно я ждал этого, а кабы не дождался, то и впрямь не человек ты Джим, – проговорил все это вслух Марек.

– Простите меня людишки бедные, простите немощного, осилю я вас. Простите … – Каин со слезами на глазах сидел на коленях и говорил далее тише и тише.

– Так может вернуть их, а? – вставил вдруг доктор.

– Да ну, зачем им это? – вопросительно ответил Каин. Его глаза широко открылись и поглядели выше, на стоявшего Марека.

– Как это зачем? – снова переспросил доктор.

– Не нужно, думаю, не стоит, – чуть с улыбкой ответил Каин.

– Это, пожалуй, верно, – заключил Марек. – А почему?

– Я пьяных не люблю, – спокойно договорил Каин.

Под самый вечер пришел Чарли в тот день и привел еле живого юношу, на вид не более чем лет семнадцати. Не говоря ни слова, прошла еще одна операция, тишина длилась несколько часов. Парень был уже едва ли не мертв еще в самом начале, ну а уж после и вовсе его жизнь можно было определить лишь по чуть заметному дыханию. Ночь созрела до темна, когда парень, наконец, очнулся, он глядел в потолок, а глаза его хоть и были открыты не выражали уже ничего совершенно, он глядел так долго, а затем начал едва слышно лепетать.

– Свет то какой, радость мою лелеешь, дня ясного. Радостно мне, приятен свет твой и жизни я той рад. Теперь совсем не страшно, как чудо дается, мир заветный, чудесный мир. Вовсе такой же, радость моя из него оттуда она и шла и я за ней теперь. Облаками движется и одно все создает, дивный наш мир… – все затаенно вслушивались в слова юноши, но только Каин выглядел так, будто что-то понял, хотя спроси его, не объяснил бы, наверное, никогда. Слова парня вдруг закончились и все это поняли не сразу, а лишь после нескольких минут, так как говорил он с большими паузами после каждого слова, и все надеялись услышать еще, дальше, но он тем давно окончил. Каин положил свою выпачканную в крови ладонь на лицо паренька и сжимая челюсти снова заплакал, но теперь уж скупо одной слезой. В нем томилась нестерпимая злоба. Как же так думал он, не уж то за тех, не уж то за них такая кара.