которыми художница связывала буквы алфавита («Алмазный дворец», «Диво-дивное», «О
Ерше Ершовиче», «Семь Симеонов»), прятались, тонули, растворялись в рисунках. И тем не
менее, в советские времена и в изданиях новой России процент новшеств, экспериментов по
разным причинам всегда оставался незначительным. Будто азбучная символика подвергалась
негласной фильтрации.
Сегодня человеку, задавшемуся целью найти идеальную русскую азбуку, предстояло
выбирать не из ряда самостоятельных символических систем, а просто из нескольких
изданий, почти каждое из которых содержало обязательные (или традиционные) элементы
животно-растительного мира (как вариант – животно-сказочного мира), детского мира и
социального мира, насколько он мог быть интересен и понятен юному читателю.
Эти тенденции, решил Илья, ярко прослеживались хотя бы на примере символических
отображений буквы «А». Первая буква, которую ребёнку предстояло освоить и полюбить
(через неё, в сущности, принять весь алфавит), чаще всего символизировалась то «Аистом»,
то «Астрой», то «Арбузом», реже междометием «А-а-а!» – вскриком Маши, уронившей в
речку мячик. «Ангел», заодно подготовлявший к христианской традиции, открывал одну из
новейших русских азбук. Кого-то в мир букв ввозил «Автобус» из современной «Городской
азбуки». Кому-то предстояло в первую очередь столкнуться с «Аптекарем» из социально
насыщенного «Букваринска» (составитель – И. Токманова). А следом с Б -> бочаром и В ->
валяльщиком… Диковинный «Арап» Бенуа и «Алёнушка» Мавриной проигрывали.
Согласно записям Серебрякова и, видимо, по данным азбучных исследователей, первый
букварь на Руси, насыщенный иллюстрациями, создал в 1691-1692 годах Карион Истомин –
монах и справщик на печатном дворе. Рукописный «Букварь в лицах». Подробное его
описание также содержалось в тетрадях ветерана. Каждую букву здесь «представлял»
нравоучительный текст и обилие иллюстраций к словам, с которых она начиналась. В шапке
рукописного листа содержалось ещё и символическое изображение буквы (вроде человечка в
позе, воспроизводящей очертания буквы), и разнообразные её шрифтовые варианты. Карион
плотно забивал рукописные листы букварными иллюстрациями, подгоняя друг к другу
порой совершенно не связанные понятия – оказаться здесь могло, что угодно.
А -> аналогiемъ, алектор, агкура, араната, анфразъ, аспидъ*; Азия, Африка и Америка.
В -> вилы, весло, ворона, венец, ведро, веретено, врата, война, ветвь, вериги, вервь,
виноград, ветер, воробей;
Ж -> жених, жена, жила, жезл, жужелица, жаворонок, житница, жребий, журавль, жаба,
желудь, жук;
И -> икона, идол, источник, изба, игла, иготь (ступка), икра, исхнилатъ (животное, похожее
на норку);
Ю -> юноша и юношка (мальчик и девица), Юнона (прописью – богиня поганская);
(Грецка Кси) -> угодники Ксенофонт, Ксения, Алексий, Александр и Ксанф философ.
Всё это изобилие через века и эпохи каким-то образом эволюционировало, мельчало,
выкристаллизовывалось, очищалось, преобразовывалось, вымарывалось, сжижалось и
поэтапно трансформировалось во все русские азбуки, которым нашлось и не нашлось место
в обширных записях Серебрякова, будь то азбуки в стихах, азбуки имён, азбуки в
скороговорках, азбуки с загадками, азбуки-считалки, азбуки акростихов или школьные
буквари. Илья хихикнул про себя. Этапной вершиной такой азбучной эволюции вполне
могла оказаться хоть «Азбука Бабы-яги» А. Усачёва, где среди сказочных предметов и
персонажей, представляющих буквы алфавита (А -> аленький цветочек; Б -> богатырь; В ->
водяной), вдруг оказались даже йогурт («Й»), теле-блюдце («Т») и экология («Э»), легко
вписывающиеся сегодня, по шутливому замыслу автора-составителя азбуки, в ряд русской
народной сказочной символики.
Серебрякова все эти детали и тенденции не интересовали. От своей роли наблюдателя и
«счётчика» он отходил крайне редко – один раз, например, углубившись в тему «живности»
и, таким образом, более-менее чётко сформулировав свою позицию на азбучный счёт. Он
* Аналогiемъ – налой, алектор – петух, агкура – якорь, араната – коза, анфразъ – камень, аспидъ – змей.
98
кропотливо отмечал процентное содержание растительно-животной символики в каждой
азбуке, не утруждая себя комментариями, и только в одной из тетрадей Илья обнаружил
несколько абзацев чистых рассуждений, кое-как обосновывающих интерес ветерана. Его не
удовлетворяло мнение детских психологов и самих матерей, что дети до определённого
возраста легче усваивают информацию как раз через изображения зверей и вообще питают к
рисованным и игрушечным животным особую симпатию мгновенного узнавания.
Он пытался найти объяснение этому интересу, только на первый взгляд естественному. И
пришёл к выводу, что на начальных этапах развития ребёнок оказывается ближе не к