540. Собаку можно приучить по команде “N” бежать к
541. “Он знает только, как зовут этого человека, но еще не знает, как зовут того”. Этого, строго говоря, нельзя сказать о том, кто не имеет никакого понятия, что у людей есть имена.
542. “Я не могу описать этот цветок, если не знаю, что данный цвет называется „красным"”, как сможет сказать в какой-либо форме: “Я знаю, как зовут этого человека, но пока еще не знаю, как зовут того”.
544. Конечно же, указывая на цвет свежей крови, я могу правдиво сказать: “Я знаю, как этот цвет называется по-немецки”.
545. Ребенок знает, какой цвет обозначается словом “синий”. И то, что он при этом знает, совсем не так просто.
546. Я бы сказал: “Я знаю, как называется этот цвет”, — если бы речь шла, например, об оттенке цвета, название которого не каждый знает.
547. Ребенку, который только что начал говорить и может использовать слова “красный” и “синий”, еще нельзя сказать: “Не правда ли, ты знаешь, как называется этот цвет”.
548. Прежде чем спрашивать о названии того или иного цвета, ребенок должен научиться употреблять слова, обозначающие цвета.
549. Было бы неверно утверждать, будто фразу “Я знаю, что там стоит стул” можно сказать лишь тогда, когда он там стоит. Конечно, лишь тогда это
550. Веря во что-то, человек вовсе не обязательно способен ответить на вопрос, почему он в это верит; если же он что-то знает, то всегда должен суметь ответить на вопрос, откуда он это знает.
551. Причем, отвечая на этот вопрос, нужно следовать общепризнанным основоположениям. Такое можно узнать вот
552. Знаю ли я, что в данное время сижу на стуле? — Неужели же я этого не знаю?! В данных обстоятельствах никому не придет в голову сказать, что я это знаю, но не скажут, например, и того, что я в сознании. Обычно этого не говорят и о прохожих на улице. Что ж, разве это не
553. Странно ваг что: если я говорю без особого повода “Я знаю”, скажем "Я знаю,что сейчас сижу на стуле", то такое утверждение кажется мне неоправданным и самонадеянным. Если же я утверждаю это в ситуации, где в этом есть потребность, то оно представляется мне вполне оправданным и будничным, хотя моя уверенность в его истинности ни на йоту не возросла. 554. В своей языковой игре оно не претенциозно. Там оно не возвышается над самой этой человеческой языковой игрой. Ибо там оно имеет ограниченное применение.
Но как только я произношу это предложение вне его контекста, оно предстает в каком-то ложном свете. Так, словно бы я хочу заверить, что есть то, что я
555.Мы говорим: мы знаем, что вода кипит, если ее поставить на огонь. Откуда мы это знаем? Нас научил опыт. — Я говорю:
“Я знаю, что сегодня утром позавтракал”; этому опыт меня не учил. Говорят также: “Я знаю, что он испытывает боль”. В каждом из этих случаев мы имеем дело с различными языковыми играми, всякий раз мы
Если некто говорит, что он нечто
556. Не говорят: он в состоянии в это верить. Но говорят: “В данной ситуации это разумно предположить” (или “верить” в это).
557. Военный суд вполне способен вынести решение о том, было ли разумно в такой-то ситуации с уверенностью предположить то-то (хотя бы и ошибочно).
558. Мы говорим: мы знаем, что вода при таких-то обстоятельствах кипит и не замерзает. Мыслимо ли, чтобы мы в этом заблуждались? Разве ошибка не опрокинула бы вообще всякое суждение? Более того: что могло бы устоять, если бы рухнуло это? Неужели кто-нибудь может открыть что-то такое, что мы тотчас сказали бы: “Это было ошибкой”?
Что бы, может статься, ни случилось в будущем, как бы ни повела себя в будущем вода, — мы
559. Ты должен задуматься над тем, что языковая игра есть, так сказать, нечто непредсказуемое. Я имею в виду: она не обоснована. Она не разумна (или неразумна). Она пребывает — как наша жизнь.
560. И понятие знания сопряжено с понятием языковой игры.
561. “Я знаю” и “Ты можешь на это положиться”. Но не всегда можно заменить первое вторым.
562. Во всяком случае, важно представить себе язык, в котором нет