О достоверности

445. Но если я говорю: “У меня две руки”, — на что я могу сослаться, чтобы засвидетельствовать достоверность этого? Самое большее — указать на обычность обстоятельств.

446. Почему же я так уверен, что это моя рука? Разве на такого рода уверенности не основывается вся языковая игра? Или: разве такая уверенность не предполагается (заведомо) в языковой игре? Тот,кто в нее не играет или играет неверно, именно в силу этого не узнает предметы с уверенностью.

28.3

447. Сравни с этим 12 х 12=144. В этом случае мы тоже не говорим “возможно”. Коль скоро данное предложение предполагает, что наш счет и вычисление безошибочны, что наши чувства при вычислении не обманывают нас, — оба предложения, арифметическое и физическое, находятся на одной и той же ступени. Готов утверждать: физическая игра так же достоверна, как и арифметическая. Но это может быть неверно понято. Мое замечание логическое, а не психологическое.

448. Хочу заявить: коли не вызывает удивления то, что “абсолютно бесспорны” арифметические предложения (например, таблица умножения), то почему надо изумляться тому, что таково же и предложение “Это моя рука”?

449. Нечто должно быть преподано нам как основа.

450. Я хочу сказать: наше обучение имеет форму “Это фиалка”, “Это стол”. Правда, ребенок мог бы впервые услышать слово “фиалка” и в предложении “Это, возможно, фиалка”; но тогда он мог бы спросить: “Что такое фиалка?” В ответ на это, конечно, можно было бы показать ему картинку.Ну, а что, если бы “Это...” говорили лишь при показе картинки, а в других случаях всегда говорили бы только “Это, может быть,...”? Что бы из этого практически следовало? Всеохватывающее сомнение не было бы сомнением.

451. Не имеет силы мое возражение Муру - что смысл обособленного предложения “Это — дерево” неопределенен, поскольку неясно, что именно представляет собой “это”, которое характеризуют как дерево; ибо этот смысл можно сделать более определенным, сказав, например: “Вон тот объект, похожий на дерево, — это настоящее дерево, а не искусная имитация”.

452. Было бы неразумно сомневаться, является ли это настоящим деревом или... .

То, что мне это представляется несомненным, ничего не значит. Если сомневаться здесь было бы неразумно, это нельзя было бы усмотреть из моего мнения. Так что требовалось бы правило, устанавливающее, что сомнение здесь неразумно. Но и правила такого нет.

453. Правда, я говорю: “В этом не усомнился бы ни один разумный человек”. — Разве можно представить себе, что образованный судья спросил бы, является ли сомнение разумным или неразумным?

454. Бывают случаи, когда сомнение неразумно, но есть и другие, когда оно представляется логически невозможным. И между ними, кажется, нет никакой четкой границы.

29.3

455. Всякая языковая игра основывается на узнавании слов и предметов. Мы усваиваем с равной неумолимостью и то, что это стул, и то, что 2х 2=4.

456. Если, следовательно, я сомневаюсь или не уверен в том, что это моя рука (в каком бы то ни было смысле), то почему я не сомневаюсь и в значении этих слов?

457. Не хочу ли я тем самым сказать, что уверенность заложена в сущности данной языковой игры?

458. Сомневаясь, исходят из определенных оснований. Речь идет вот о чем: как сомнение вводится в языковую игру?

459. Пожелай торговец без всяких на то оснований, просто для уверенности, обследовать каждое яблоко, почему бы ему (затем) не обследовать само это обследование? И можно ли здесь говорить о вере (в смысле религиозной веры, а не предсказания)? Все психологические слова здесь только уводят от главного.

460. Я иду к врачу и, показывая ему свою руку, говорю: “Это рука, а не...; я ее ушиб и т. д. и т. д.” Неужели я при этом просто сообщаю что-то лишнее? Разве нельзя, например, сказать: предположив, что слова “Это рука” являются сообщением, — как можно было бы рассчитывать на то, что он это сообщение понимает? Ведь если сомнительно то, “что это рука”, почему же не подлежит сомнению также то, что я человек, сообщающий об этом? — Но с другой стороны, можно представить себе случаи — пусть даже и очень редкие, — когда подобное объяснение не является излишним или всего лишь излишне, но не абсурдно.

461. Предположим, я врач, ко мне приходит пациент, показывает свою руку и говорит: “То, что здесь похоже на руку, — это настоящая рука, а не искусная имитация”. После чего он рассказывает о своем ушибе. — Разве я действительно увидел бы в этом некое сообщение, пусть даже излишнее? Разве я не принял бы это скорее за бессмыслицу, правда имеющую форму сообщения? Ведь если бы это сообщение действительно имело смысл, то на чем бы основывалась уверенность пациента? Данному сообщению недоставало бы соответствующего контекста.

30.3

462. Почему мур к вещам, которые он знает, не причисляет, например, того, что в такой-то части Англии есть деревня с таким-то названием? Иными словами: почему он не упоминает факты, известные ему, но не каждомуиз нас?

31.3