О чем молчит ласточка

Насыпав корма Герде, он кое-как стянул с себя пиджак, бросил его на пол у кровати. На рубашку и брюки сил уже не

хватило — Володя просто упал лицом в подушку.

Почувствовал, как в руку, свисающую с кровати, ткнулся мокрый нос. Герда грустно скулила, требуя ласки. Володя, ощущая, как начало мутнеть сознание, слепо погладил её по голове.

— Всё хорошо, девочка. Завтра всё будет хорошо…

5. Особенный друг

Сон был долгий, крепкий, глубокий. Подобно болоту, он поглотил Володю, и, словно из болота, Володя не мог выбраться оттуда сам. В нем не было ничего, лишь долгожданный покой и непроницаемая тишина. Десятки звонков и СМС, от которых разрывался телефон, не сразу достигли сознания. Лишь проспав пятнадцать часов, Володя начал ощущать, что где-то там, за завесой сна, есть реальный мир, который пытается вернуть его себе.

Раздражающая трель мобильного прорвалась к нему сквозь пустоту и разбудила. Володя не мог оторвать от подушки тяжелую, будто налитую свинцом голову и нашарил телефон рукой — тот лежал в кармане брюк. Оказалось, что он бухнулся спать, не раздеваясь, в той одежде, в которой вернулся.

— Да, — прохрипел он в трубку и попытался разодрать глаза. Вышло не с первого раза.

— Ты там живой вообще? — прокричал Брагинский. — Вова, приезжал подрядчик, мы ждали тебя всё утро! Хоть бы предупредил, что отбиваться придется мне.

Володя прищурился, пытаясь привыкнуть к дневному свету, с трудом сел, облокотился о колени. Голова гудела — он не пришел на работу? Почему? Проспал?

— А сколько сейчас времени? — прогнусавил он.

— Полдень.

— А какой сегодня день?

— Ты заболел? — Сердитый тон Брагинского сменился обеспокоенным. — Ты собираешься сегодня на работу?

— Заболел, да, — пробормотал Володя, качнул головой и застонал от боли — виски стиснуло так, что побелело в глазах.

«Что за отраву мне Игорь подсунул?» — прошептал, сбрасывая вызов, после пожелания Брагинского выздоравливать.

На телефоне оказалось семнадцать пропущенных вызовов и три СМС. Володя удивился, что прекрасно видел без очков, пока не сообразил, что линзы тоже не снял. Пролистнул вызовы, открыл СМС. Все три — от Маши.

«Вернись! Это ведь он!» — писала она в полдевятого. Спустя полчаса: «Я сейчас подойду к нему и скажу, что ты был здесь и сбежал как трус!» Последним было: «Володя, ты, конечно, меня извини, но ты ИДИОТ!!!»

События вчерашнего дня стали медленно проясняться: проступили серостью утра, пересекли ранний вечер ударами Игоря и прогремели вечером поздним — магией музыки, взмахами дирижёрской, но будто волшебной палочки. Вспомнились чьи-то большие руки, жесткие волосы, аккуратный профиль. Юра.

— Боже… — простонал Володя. Раскаяние обрушилось на него.

Он вскочил с кровати и бросился из комнаты в гостиную. Запутавшись в одеяле, чуть не упал, схватился за косяк и замер как вкопанный: «А куда бежать? И зачем? Куда теперь спешить, если опоздал еще вчера?»

Голову стискивало болью, Володя сжал пальцами виски, чуть было не порвав до сих пор надетую рубашку — мятая и перекрученная во сне одежда мешала. Володя сбросил ее прямо на пол и устремился в ванную. Надо было подумать, но сердце колотилось как бешеное, руки дрожали, а мысли метались, сталкивались друг с другом и путались. От вины и стыда на глаза наворачивались слезы. Или это потому что пятнадцать часов проспал в линзах? Да, конечно, поэтому.

Володя встал в душевую кабину. В воображении вспыхнул образ взрослого Юры. Того Юры, каким он был не сто лет назад, а вчера, каким он стал — высоким, статным, изящным. С чертовой дирижерской палочкой в руке.

Глаза опять защипало. Проклятые линзы!

Володя не глядя схватился за вентиль и крутанул его. Ледяная вода обожгла располосованную спину. По телу прошла волна боли. Он вскрикнул. Все его мысли обратились к боли и сосредоточились на ней. Но Володя не отступил, ждал, когда привыкнет. А когда привык, подкрутил вентиль горячей воды.

— Сука! Сука!!!

Почему Володя не подумал, что пианист может быть композитором и дирижером? Почему так зациклился на том, что этот человек не может быть Юрой? От чего защищался, от кого? От него? От музыки, от памяти о нем? От страха, что раз не пришел под иву десять лет назад, то… То что? И что с того, что он не пришел к иве тогда? Мало ли причин могло быть. Но теперь Юра здесь. Здесь! Он приехал. Вчера он был рядом, руку протяни — коснешься.

Трус! Чертов трус! Маша права — трус и идиот!

— Маша! — вспомнил он, вышел из душа, наскоро вытерся и бросился к телефону.

— Ну здравствуй, — иронично протянула Маша. — Явился…

— Где он, ты знаешь?

— Вчера был там, а сегодня — не знаю. Откуда мне знать?

— Ты же писала, что подойдешь к нему. Не подошла, что ли? — У Володи перехватило дыхание. Маша молчала, послышался только вздох досады. Володя взмолился: — Только не говори, что нет! Только не говори, что просто как угрозу написала!

— Бли-и-ин, — простонала она. — И что делать?

Володя осел на кровать, спрятал лицо в ладонях. Прохрипел:

— Это ты меня спрашиваешь?

— А кого ещё? Тебя, чудака на букву «м», который вчера как девчонка сбежал весь красный.