o c24ec28d571a6d65

лавка? – вдруг подумала она. «Да, правильно, как раз в середине, по правой руке, если идти

от Палаццо Веккьо. Я там эссенцию жасмина покупала еще».

- Нет, - Федя покраснел. «Это я придумал, как первый каменный мост на Москве-реке

возвести».

Марфа закинула голову – стена возвышалась перед ней, еще в лесах, огромная, будто горы.

В начале ее были устроены ворота, что выходили на реку.

Федор Савельевич ждал ее у крутой деревянной лестницы, что вела на леса.

- Высоты не боитесь? – спросил он, и Марфа, подняв на него зеленые, прозрачные глаза,

тихо ответила: «Нет».

Ветер, внизу слабый, здесь был резким, бьющим в лицо. На западе, над лугами, над долиной

Сетуни опускалось вниз огромное солнце, и река, уже свободная ото льда, была под его

лучами – словно расплавленное золото.

Город лежал перед ней – огромный, уходящий вдаль куполами церквей, деревянными

крышами, над Кремлем метались стаи птиц, и Марфа вдруг сказала: «Я вон там родилась».

Она махнула рукой на крутой склон реки. «Там подмосковная наша стояла. В ту ночь, как

матушка меня рожала, была гроза большая, с молниями, одна даже прямо в мыльню

ударила, где матушка была. А потом, как я на свет появилась, уже утром, батюшка меня взял

на руки, и поднес к окну – показал мне город мой родной, мою Москву. А теперь вы, Федор

Савельевич, сие сделали. Спасибо вам».

- Молния, - он помолчал, вдыхая ветер. «Так вот оно как, значит, Марфа Федоровна, а я все

думал – откуда вы такая? А вас небесным огнем пометило, с рождения еще».

Она вдруг почувствовала, что краснеет – отчаянно. Повернувшись, глядя снизу вверх, в его

сумеречные, глубокие глаза, она сказала: «И давно вы сие думали?».

- С той поры, как вас в первый раз увидел, - просто ответил зодчий.

Марфа внезапно почувствовала, как порыв ветра сбрасывает с ее головы платок. Она

схватилась за его край, но все равно – темная ткань упала на ее плечи, и бронзовые косы

забились на ветру.

Она встала на цыпочки, и прошептала: «А знаете, Федор Савельевич, как это – когда огонь

внутри, и нельзя выпустить его? Дотла ведь сгореть можно».

- Так вот я уже, сколько сгораю, Марфа, - его губы оказались совсем рядом, и Марфа вдруг

рассмеялась: «Надежные-то леса у вас, Федор Савельевич?».

- Сии леса я строил, и сын твой, мы все надежно делаем, - усмехнулся он и поцеловал

Марфу – так, как она и думала, - долго и сладко, чуть оторвав от грубых деревянных досок,

держа на весу. Когда Федор, наконец, с неохотой, отпустил ее, Марфа сказала: «Так бы и не

уходила отсюда».

- Иди ко мне, - Федор опять притянул ее ближе, и шепнул: «Холодно еще ночью, а костер тут

разводить нельзя».

Между поцелуями Марфа вдруг замерла, и, проговорила, улыбаясь: «Ты же у церкви Всех

Святых, что на Кулишках, живешь, Федя мне говорил?».

- Да я там и не бываю вовсе, счастье мое - рассмеялся зодчий, целуя ее тонкие пальцы. «Я

здесь и ночую, с рабочими».

- Ну, - Марфа потерлась щекой о его плечо, - может, зайдешь все же домой, завтра, после

обедни? Ненадолго, - она вскинула бронзовую бровь.

- А я хочу надолго, - сквозь зубы сказал Федор, обнимая ее. «Пожалуйста, Марфа»

- Завтра, - она закинула руки на его плечи и еще раз прошептала, целуя его: «Завтра».

Марфа сама спустилась вниз, и, уже у стены, завязав платок, помахала рукой Федору,

который остался на лесах. Он посмотрел вслед ее стройной, в темном сарафане, спине, и,

потерев руками лицо, сказал: «Я-то ведь, Марфа, навсегда хочу, вот какое дело, счастье ты

мое».

-Как сборы-то ваши, Марья Федоровна? – вздохнула Марфа, глядя на сундуки, что стояли в

опочивальне вдовствующей государыни.

- Да потихоньку, - бледное лицо под черным платом чуть покраснело. «И то благодарение

Господу, что дали нам спокойно уложиться-то, она, - Марья Федоровна понизила голос и

зашептала, - кричала, говорят: «Чтобы духу ее в Кремле не было, прошли те времена, что

она царствовала, теперь я царица! А деток все нет у них, она, может, посему и злобствует».

- Ну, с Божьей помощью, может, и будут, - Марфа чуть улыбнулась.

Из соседней опочивальни донесся детский смех. Митька высунул голову в дверь, и сказал,

глядя на женщин ореховыми, красивыми глазами: «Петя кошу нашел!».

- Еще ж двух ему нет! – ахнула Марфа. «Как говорит-то хорошо, Марья Федоровна».

Царица улыбнулась. «Да вот как под Рождество стал болтать, так и не остановить его. Иди

сюда, сыночек, и Петеньку позови».

- Петя, - крикнул Митька, - мама иди!

Петенька появился на пороге, держа обеими руками белого котенка, страдальчески

свесившего голову.

- Коша! – восторженно сказал ребенок. «Кошу хочу!»

Марфа посмотрела в лазоревые, веселые глаза Петеньки и вздохнула: «Ну, поиграй тут,

милый, у нас на Воздвиженке тоже котят достанет».

Митька забрался на колени к матери и приник головой к ее опашеню. «Как Иван Васильевич

преставился, - Марья Федоровна перекрестилась, - так отлучила я его, - она погладила сына

по волосам – темным, как у нее, - все одно, молоко-то пропало у меня тогда».

- Папа на небе, - сказал Митька. «У ангелов». Он зевнул, потерся щекой о руку матери, и

попросил: «Спать».

Марья Федоровна, чуть покачивая сына, сказала: «Господи, как оно будет там, в Угличе