тоже считалось демократией! Если говорить о ваших
издевательствах над простым народом, давай вспомним все
восстания рабов, все крестьянские войны во Франции, в
Германии, религиозные войны и крестовые походы в Чехии,
все крестьянские войны в России, где процветало рабство
почти до двадцатого столетия. И всё это происходило от
хорошей жизни восставших?! Вспомни ваших торговцев
«чёрным деревом», вывозивших рабов из Африки, вспомни
Конкисту и колониальные войны. Вспомни все права
привилегированных классов по отношению к угнетённым:
пресловутые права сеньоров, право первой ночи в Европе,
право первого удара в Японии и тому подобное. А когда с
213
приходом к власти коммунистов вдруг оказалось, что всё это
рухнуло, и стало понятно, что возможны отношения,
противоположные прежним, что новое государство уже не
защищает агрессивный индивидуализм, а последняя попытка
противопоставить ему фашизм провалилась, тогда на Западе
вдруг возникло понятие «права человека». В связи с этим
тебе не кажется, что коммунисты воспитали мир?
— Ты забыл, сколько народу погибло за время правления
ваших «воспитателей»? Тех, что отняли у народа свободу?
— Свободу?! Ты думаешь, на Западе в то время была
свобода? Я вот недавно слышал, как один из ваших умников,
оправдывая Кровавое воскресенье, говорил, что в Англии
примерно в то же время правительство расправилось с
рабочим выступлением покруче царя. Может быть, ты
забыла, что уже в тридцатые годы в Италии у власти был
Муссолини, в Германии — Гитлер, в Испании — Франко, что
многие западные страны имели колонии в Африке, в Азии,
где беспощадно подавляли все национальные выступления. А
в США? Помнишь, почему начали праздновать Первое мая?
А Мексика и Латинская Америка? Это те же колонии для
США. Я уже не говорю про Японию, которая воевала во всей
Юго-Восточной Азии.
— Ну всё, всё! Перестаньте! — вмешалась решительно
Анна, понимая, что перепалка усиливается не в меру. —
Давайте лучше выпьем. Женя, что ж ты не наливаешь дамам?
— Нет, подождите! — сопротивлялся Николай Петрович.
— Отец, успокойся! Не порть настроение, — уговаривал
его Владимир Николаевич.
— Всё! Больше не буду. Давайте выпьем.
— Да ты и так уже пьяненький.
Виктор жалел, что встрял в разговор, спровоцировав тем
самым этот спор, хотя и понимал: возникновение его было
неотвратимо, поскольку такие споры теперь происходили
повсюду, словно люди начали вдруг делить что-то, одни —
считая, что имеют на это право, другие — что те не имеют на
214
это никаких прав. Вспомнилось: «Посеяно зло, но ещё не
пришло время искоренения его».
Веселье продолжалось уже в благодушной атмосфере,
словно все сговорились не переступать некий обусловленный
порог общения, чему, впрочем, содействовало и то
обстоятельство, что Николай Петрович вскоре заснул на
кушетке в спальне хозяев. Танцевали много и охотно; а
Виктор, постоянно востребованный женщинами как
постороннее лицо в их семейном кругу, вынуяеден был
следить за тем, чтобы не давать повода для ревности, что,
впрочем, вряд ли было обоснованно: к нему относились
почти по-родственному. Танцуя медленный танец с Тамарой,
он прилагал немало усилий, чтобы опасная близость их тел,
старательно возобновляемая ею вновь и вновь, не бросалась в
глаза окружающим.
— Помнишь, я приглашала тебя помочь мне, когда у меня
потёк кран в ванной? — спрашивала она, улыбаясь.
— Ну как же, помню.
— И что ж ты не пришёл?
— Но у тебя ведь есть Анатолий.
— Анатолий был в командировке, ты же знаешь.
— Тем более... Как же я мог поступить так по отношению
к нему?
— Странный ты!.. Мы что, детей с тобой собирались бы
делать?
— Тамара!.. — воскликнул он укоризненно.
— Да ладно тебе! Надо ж иногда давать себе выходной от
семейной жизни. А Анатолия я всё равно люблю.
— Нет, я так не могу.
— Может быть, я не нравлюсь тебе? — говорила она
игриво. — Или наши идеологические разногласия тебе
мешают?
— Зачем ты так говоришь? Ты мне очень нравишься, но
ты замужем за Анатолием, а это непреодолимое препятствие
для меня.
215
— Ну хорошо! Может быть, позднее ты изменишь своё
отношение ко мне. Вот уже сейчас я чувствую, что оно
изменилось, — заявила она, на секунду тесно прижавшись к
нему.
— Господи! Что ты делаешь! — смущённо отстранился
Виктор.
— Ничего, я подожду, — улыбалась она, как ни в чём не
бывало.
Позднее, опять танцуя с ней, он, стараясь избежать
похожего разговора, спросил о её работе, о том, как дела у
них на предприятии.
— Ты знаешь, я ушла от своей прежней хозяйки. Надоело
работать на чужого дядю. Сейчас занялась челночным
бизнесом. Два раза уже съездила в Турцию, потихоньку
торгую, но результат скорее отрицательный — очень много
конкурентов, а ведь город наш не такой уж большой.