— Не надо, прошу тебя, — отвечал Виктор. — Тебе на днях на работу, и тебя
просто не поймут, если ты уедешь.
— Но тебе будет плохо без меня!
— Что поделаешь, мы все должны пройти через это.
— А Вера поедет?
— Нет! Я не хочу, чтобы она ехала. Да ей сейчас и не до этого.
2бЗ
Он съездил на работу, взял недельный отпуск с расчётом того, что кончился
больничный, а затем купил билет на самолёт до Екатеринбурга, где нужно было делать
пересадку на поезд, чтобы потом ещё ночь ехать на нём. Намереваясь собрать кое-что в
дорогу, вернулся в квартиру Светланы.
Перед отъездом позвонил Колычев, сообщивший, что был звонок от того
неизвестного доброжелателя, и передал кое-какую информацию о нападавших на
Виктора людях. Раздосадованному Виктору ничего не оставалось, как сказать Евгению
о смерти матери и своём отъезде.
— Единственное, о чём прошу вас: ничего не предпринимайте до моего
возвращения.
— Кто звонил? — спросила Светлана, и в голосе её чувствовалась явная
обеспокоенность.
— Друг старый, — отвечал он. — У нас есть дела.
— Какие? — прозвучало требовательно.
— Хорошие, — отвечал твёрдо Виктор. — Успокойся, ты должна мне верить.
Он обнял её, поцеловал и, подняв небольшую дорожную сумку, открыл дверь.
— Никогда не верила в Бога, но сейчас хочу сказать тебе: с Богом! Я люблю тебя,
родной мой!
Он благодарно посмотрел на неё и вышел — такси дожидалось у подъезда.
Ему удалось добраться до родного дома часам к десяти следующего дня.
Встреченный Лидой, молча обнявшей его, он вошёл в избу, где в передней на узкой
кровати, омытая и прибранная, маленькая и сухонькая, лежала мать, спокойно и
умиротворённо.
— Мамка моя! — зарыдал Виктор, упав на колени около кровати и уронив голову
на её край, словно боясь прикосновением разбудить уснувшую мать
Прошло немало времени, пока он, потревоженный вошедшими людьми, вынуяеден
был подняться на ноги, уже несколько успокоившись и выплакав скопившиеся слёзы.
Поздоровавшись с ними, он обнял старшую сестру, тихо сказавшую, как неизбежное:
— Ну вот, теперь наша очередь, — и Виктор вдруг почувствовал, как стало
холоднее с уходом матери и как ближе стали остальные родные.
За заботами, связанными с приготовлением к похоронам, прошёл день, и вечером,
почти ночью, после долгого сидения около постели покойной он заснул в той же
комнате на раскладушке в двух метрах от ног матери. На другой день мать, уложенную
в гроб, стоящий у стены на двух табуретках там, где до этого стояла её кровать,
собрались провожать жители деревни, свободные от работы, среди которых кроме
родни были в основном пожилые женщины и мужчины — пенсионеры. Виктор со
своими сёстрами и братом стояли в головах гроба, и он, угнетаемый скорбным
молчанием окружавших покойную, до боли сжимал скулы, с трудом сдерживая слёзы,
боясь разреветься в голос от невыносимого напряжения. Ни его сёстры, ни брат не
издали ни одного всхлипа, ни одного стона, и это было заметно остальным
присутствующим, потому что некоторое время спустя из толпы подошла пожилая
женщина и тихо сказала, чтобы они поплакали, не сдерживая себя, говоря, что так им
будет легче. Гроб с телом матери вынесли из дома, поставили в кузов грузовика, а
остальные провожавшие разместились в автобусе, с тем чтобы доехать до кладбища,
расположенного рядом с районным центром, в десяти километрах. Погода была сухая и
довольно тёплая для начала сентября, и пыльная неблизкая дорога утомила
провожавших, но когда траурная процессия проезжала мимо кладбища к церкви,
расположенной с ним рядом, одна из женщин, находившихся в автобусе, пожилая уже
старая дева, неказистая и неприметная на вид, очевидно, такая же и в молодости, вряд
ли видевшая в жизни мужскую ласку, вдруг встрепенулась и, бросившись к окну
2бЗ
автобуса, запричитала, показывая на участок за кладбищенским забором рядом с
входными воротами: «Вот они, все здесь лежат! Милые мои, милые!» — и Виктор
подумал, насколько велика та сила, что связывает каждого человека с родными,
близкими, любимыми в этой жизни, даже если они остаются всего лишь в его памяти,
сила, связывающая человека со всеми окружающими его людьми.
Прошло отпевание, и мать похоронили рядом с могилами её матери и сестёр,
умерших прежде; провожавшие помянули покойную рядом с могилой, и, покидая
кладбище, Лида сказала:
— Оставайся с Богом, мама!
Вечером, после прошедших поминок, на которых присутствовали все взрослые
жители деревни, Виктор сидел один на взгорке перед спуском к реке, пил, желая
облегчения, но чувствовал, что не пьянеет, и думал о том, что человек находит в этой
жизни и что теряет, и в этих обретениях и этих потерях и заключается тот самый рай и
тот самый ад.