o 8b191ad8675a2039

Марфа услышала суету вкруг возка Маши Старицкой, и, бросив туда взгляд, поняла, что

девушка упала в обморок.

-Марфа Федоровна! – шепнула ей государыня. «Может, он жив еще?».

-Нет, - сказала Марфа, не открывая глаз от крови, залившей помост. «Не жив он, Марья

Федоровна». «Не жив», - повторила Вельяминова.

Рассвет едва окрасил купола Крестовоздвиженского монастыря в нежный, розоватый цвет,

как к городской усадьбе Вельяминовых подъехал обоз. Марфа ждала его, ежась на

пронзительном, еще ночном ветерке.

-Ворота откройте, - приказала она холопам. «И кладовую, где гроб стоит».

-Тяжелый, - сказал кто-то из ямщиков, привязывая гроб к саням, прикрывая его меховой

полостью.

-Да, - безучастно сказала Марфа, и, поцеловав забитую крышку, вдохнув запах свежего

дерева, шепнула: «Легкой тебе дороги».

Обоз уже почти скрылся в снежной, февральской дали, а женщина все стояла, провожая его

глазами, беззвучно что-то шепча, положив руки себе на живот, где затих готовый появиться

на свет ребенок.

Следующей ночью она родила, - легко и быстро, как и всех своих детей, - темноволосого,

синеглазого мальчика.

Эпилог.

Москва, май 1583 года

-Матушка, - нежно сказала Федосья, поднимая брата из колыбели, - Петенька грудь просит.

-Оставь, - махнула Марфа девке, что расчесывала ей волосы, - сейчас, покормлю, потом

косы мне заплетешь.

-Хорошенький какой, - вздохнула Федосья, глядя на быстро сосущего мальчика. Тот

приоткрыл один синий глаз, и опять приник к груди.

-Даст Бог, следующим маем у тебя самой такой будет, - усмехнулась Марфа. «Вы ж в

сентябре венчаетесь, как раз я вернусь, и внука увижу. Ну, или внучку».

-Матушка, - Федосья покраснела, - а рожать больно?

-Да уж это тебе не песенки петь, - ехидно отозвалась мать. «Ну, впрочем, миссис Стэнли

акушерка хорошая, опытная, девка ты здоровая, так что бояться нечего. Жалко, конечно, что

меня рядом не будет, но что уж тут делать».

-А зачем Петеньку в Кремль везти, он ведь маленький еще такой? – спросила Федосья,

принимая задремавшего брата.

-Государь велел, чтобы все вы были, - коротко сказала Вельяминова. «Пойди, девку позови,

пусть косы мне заплетет. А ты проследи, чтобы младшие были готовы, хорошо?».

-Да, матушка, - Федосья вдруг замялась и покраснела. «Матушка, я боюсь».

-Ну иди сюда, - Марфа ласково обняла ее. «Я же тебе говорила – нечего тебе бояться. Муж

твой будущий – хороший человек, взрослый, понимающий. Ты с ним будешь, как за каменной

стеной, Федосеюшка. Тем более, он в море ходить не будет, заживете вместе, детки у вас

появятся, счастливы будете».

-А если сэру Стивену что-то не понравится? – озабоченно спросила Федосья. «Если

недоволен он будет?».

-Будет – так скажет, - ядовито отозвалась мать. «На то и язык, чтобы им разговаривать.

Думаешь, мы с твоим отцом всегда соглашались?».

-Ну да, - недоуменно сказала Федосья. «Вы ж и не спорили ни разу».

Марфа рассмеялась. «Дак это потому, Федосья, что мы разговаривали сначала – и долго,

бывало, целыми ночами напролет».

-Только разговаривали? – дочь подняла бровь.

-Иди уже, - усмехнулась мать, подтолкнув ее к двери. «Выезжать скоро. И проверь, Федор

должен уж вернуться, обещал не опаздывать сегодня».

-Ну, хоть увидим его, - отозвалась Федосья, - а то он на стройке своей и ночует уже, с

холопами в одном сарае каком-то, ровно и не боярский сын.

-А ты сама, что за боярыня? – мать усмехнулась. «Ты, как младенцем была, в шкуре оленьей

спала, дорогая, не в золотой колыбели. А что Федор там остается – так он с рассвета до

заката работает, милая, несподручно ему с Китай-города на Воздвиженку-то бегать, а коня

там негде держать».

-Ну, какие вы у меня красивые! – сказала Марфа, когда дочери спустились в крестовую

палату.

Федосья поправила расшитый изумрудами, тканый серебром кокошник, и с гордостью

посмотрела на сестер. Лиза была в шелковом, темно-синем сарафане, и парчовом,

украшенном сапфирами венце, Марья – в лазоревом, а Прасковья, - в ярко-алом.

-А ты, Федосья, произнесла Лиза восхищенно, - прямо, как царица.

Смуглые щеки девушки чуть зарумянились, и она, опустив голову, пробормотала: «Скажете

тоже!»

Марфа ласково обняла старшую дочь: «Царица, царица!».

Девушка огладила ладонями темно-зеленый летник, отделанный кружевами, и робко

улыбнулась.

-Не опоздал? – Федор, запыхавшись, влетел в крестовую палату, встряхнув рыжей головой.

-Ну, как раз тебе время осталось ведро воды колодезной на себя вылить, и переодеться, -

рассмеялась мать. «Ногти уж ладно, не чисти, время не трать, авось, не будет тебя царь

рассматривать так близко. А конь твой уж соскучился по тебе, не виделись давно».

Ключница внесла мирно спящего Петеньку и передала Марфе. «Ты же мой хороший», -

сказала нежно женщина, поцеловав темные, мягкие волосы.

На крыльце кремлевских палат Марфа велела: «Пойдемте сначала, к государыне Марье

Федоровне, поздороваемся с ней».

Из-за дверей опочивальни слышался заливистый детский смех.

Митька ползал по ковру за убегающей от него белой кошкой.

-Царевич Федор Иоаннович подарил, - нежно проговорила Марья, глядя на сына. Тот сел и

захлопав в ладоши, сказал: «Мяу!».