производственной демократии генеральным тут стал
человек, внешне удивительно похожий на Ноздрева.
Смотришь на него и усилием воли удерживаешь свои
лицевые мускулы, чтобы не показать, что заметил это
сходство. Для большего сходства и судьба флагмана
советской нефтехимии была несколько в духе «Мертвых
душ». Разваливалось все прямо на глазах. Основной схемой
работы стал т.н. «процессинг давальческого сырья». Идея тут
в том, что я прихожу со своими тоннами нефти на завод,
назад забираю условленное количество бензина, газойля,
мазута, а что-то остается заводу за труды. Идея старая,
впервые она появляется в качестве натуральной платы
мельнику за помол. Но тут как-то так получалось, что
«помольный мешок» никак не окупал заводскую
деятельность и оказались сибиряки на пороге вылетания в
трубу.
В этот момент завод, вместе со многими другими нефтяными
конторами, подгребли под себя молодые, но уже опытные
прохиндеи из известного банка «Манитяп». Эти в заводских
спецификах разбирались слабо, но бабки считать умели.
Цену за переработку нефти они аккуратно подняли до
уровня, когда давалец жить еще может, а к бабе, как говорят,
уже не тянет. Стали перерабатывать там нефть своего
концерна с берегов Оби и Югана. Местных бандитов и
бэдных, но гордых лиц приезжей национальности тертые
москвичи тоже сильно отвадили. Новые хозяева себя,
конечно, совсем не забывали, но и в комбинатской кассе
завелись грОши, пролетариат с итээрами несколько воспряли
47
духом, начали даже мечтать о реконструкции установок на
современный манер.
Но сейчас, конечно, это все, как у сомовских девушек,
пенсионеров, от коммунистов до монархистов,
манитяповцев наехали правоохранительные органы и начали
раскулачивать. Подробности вы и сами каждый день
смотрите по телику, не буду занимать время. По слухам, и в
московской конторе этого «вертикального концерна», и на
местах рядовые работники все еще простодушно надеются,
что государева опала рано или поздно сменится на милость,
заместо казни на Басманной площади ихнему главному
предводителю пожалуют шубу с государева плеча и отпустят
на вольную волю, а им оставят работу и зарплату.
«
Хоттабыч.
Хозяев ихних, в общем, не жалко. Они обо мне, подозреваю,
тоже не очень сильно пеклись. Жалко ребят-спецов, многих
из которых я знаю по давним, почти ермаковским временам
покорения Западной Сибири. Но, скорей всего, надежды их
впусте. Организованная группировка придворных,
прокурорских и налоговых не ограничится уже полученными
ценными подарками судьбы, а доберется и до Добрынинской
улицы, и до берегов сибирской реки Китой. Много ли от
этого раскулачивания достанется его одобрителям из, как
нынче говорят, «ботвы» – уже более или менее понятно. Не
будем огорчать людей, так искренне радовавшихся посадкам,
догадками о том, что именно им достанется из урожая
плодов.
Естественно, что никто ничего ни в какую реконструкцию
сегодня не вкладывает – дурных нема. Вот, может, когда эти,
«гребущие вместе», заберут и это себе – тогда ... . Но опыт
подсказывает, что и тогда ничего не построится, кроме
конвоя. За примерами и ходить далеко не надо. Возвращаясь
к послевоенным делам, могу только заметить, что так или
иначе комбинаты №№ 16, 17, 18 были все-таки выстроены.
Из программы семи заводов, где сам же МВД-ГУЛАГ
выступал и подрядчиком, и заказчиком, не был построен
брошенные площадки и безымянные могилы. Удивляться тут,
конечно, нечему. Ведь и в Рейхе единственным объектом этой
индустрии, который строился с 1942 года, но так и не дал ни
капли горючего, был небольшой завод в Аушвице, где
командовавшее в этом месте всем и во всём СС
энтузиастически взяло управление и этой стройкой в свои
руки, оттерев людей из ИГ Фабениндустри и от
рейхсминистра Шпеера. Те, похоже, не сильно
сопротивлялись этому напору, возможно, имея некие
неосознанные предчувствия насчет будущей нюрнбергской
веревки сержанта Вудса.
Так что итог оказался один и на первоначальной площадке, и
на новой точке во глубине Кузбасса. «Людишек», как
говаривали в старину, «попортили», а пользы не поимели. Я
сейчас не сравниваю высоту идеалов и уровень моральности
методов национал-социалистской и большевистской доктрин,
не говорю о глубине преданности идеалам и моральных