o 18466e8fb342a663

- Ты что выёживаешься, – оскалился переросток и сбил меня с ног подсечкой. - Каждый

играет за себя!

- Каждый за себя? – всё время переспрашивал я, вставая и бросая в него грязный мячик.

И летел опять в лужу.

Бить по лицу Загиб, как во дворе прозвали Игизбаева, не решался. Я поднимался, он опять

ставил мне «подножку» и толкал. Я вставал и вставал… И шёл, набычившись, на него,

пока тот не ушёл с площадки, бессильно ругаясь сквозь зубы.

- Сынок, ну, в кого ты у меня уродился? Запомни: простота - хуже воровства! - ворчала

мама.

Папа усмехался в усы:

- Пусть дерётся, пока мал. Скорее пыль с ушей стряхнут...

Много воды утекло с тех пор. Иногда с грустью вспоминаю эти слова покойного отца. И

тогда, раздвинув поседевшие кудри, я машинально щупаю свои злополучные уши. Они –

увы! – до сих пор припорошены той самой «полувековой пылью».

Так и не стряхнули.

После восьмого класса по настоянию мамы я поступил в Ленинградский физико-

механический техникум. На последнем курсе мы встретились с Наташкой, и огромное до

того времени небо вдруг растворилось в её глазах. Девушка жила за городом, я ежедневно

провожал её до дому, и мы целый год с ней о чём-то разговаривали, никого вокруг себя не

замечая...

Однажды вместе с газетой «Ленинградская правда» почтальон принес повестку из

военкомата. В тот день занятия закончились поздно, и, забежав через две ступеньки на

свой третий этаж, я сразу понял: что-то произошло. Отец нервно курил на лестничной

площадке, в квартире пахло валерьянкой, а всегда встречавший меня в прихожей кот

Маркиз сверкал глазами из-под дивана.

Я читал смазанные чернильные строки на сером шершавом бланке повестки: «Михаил

Андреевич Буров, Вам надлежит явиться … по адресу … для прохождения медкомиссии.

Райвоенком, полковник…»

Наконец-то! Армия – это то, что надо для мужчины. Во флот буду проситься или на

границу.

*

Как сейчас помню босую, раздетую до трусов толпу пацанов в коридоре медучреждения, жажду перемен, охватившую меня, и тайные слёзы в туалете после приговора: «Негоден».

Подвело слабое зрение. Мама ликовала. Никогда ещё она меня так не «облизывала», как в

тот год.

После защиты дипломного проекта я получил распределение в оборонный НИИ. Я по

инерции работал и провожал, провожал, провожал ребят на «действительную». Друзья

служили, а подруги, между тем, выходили замуж. А Наташка всё ждала…

- Выйти замуж за любимого, нарожать детей, встречать мужа с работы – разве надо что-то

ещё для счастья? - говорила она.

Девушке хотелось семью. Просто – семью. А мне этого было мало. Меньше, чем на целый

мир я не соглашался. А может быть, просто не любил?! Нет, мы продолжали встречаться.

Но уже не так щемило в груди, как раньше, когда всё начиналось.

В отделе, где я числился техником, работа текла неторопливо, без перекатов и

водоворотов. Мужская половина отдела - техники и рядовые инженеры - большую часть

рабочего времени проводили на лестнице под табличкой «Место для курения», до хрипоты

споря о состоявшихся накануне футбольных и хоккейных матчах, боксёрских поединках и

шахматных турнирах. Сотрудницы потихоньку вязали, устраивали чаепития, вели

бесконечные разговоры о детях, внуках, грядках на садовых участках, своих любимых

питомцах: собачках, кошечках, хомячках и попугайчиках. И, конечно же, бурно обсуждали

просмотренные накануне кинофильмы: а что она ему сказала? а что он ей ответил? а как

она была одета и что на нём было надето? Сотрудники рангом повыше - старшие и

ведущие инженеры, завлабы и начальники отделов - держались чуть обособленно, с

этаким отстранённо-деловым видом. Создавалось впечатление, что они всё время смотрят

вдаль и что-то там, как ни странно, видят. Правда иногда и они на минутку задерживались

в курилке, чтобы по-быстрому рассказать или прослушать свежий анекдот, - мол, мы

одной крови, - затем, взглянув на часы, напомнить курильщикам о сроках сдачи

очередного отчёта и убежать с деловым видом опять туда – вдаль. Нет, работа кипела, но

как-то без пара и пузырьков, на самом медленном огне, никому не мешая и не отвлекая от

главного, личного.

А я мечтал совсем о другой жизни: взахлёб читал в «Юности» о подвигах полярников,

покорителях Енисея. «Станцию Зима» и «Братскую ГЭС» Евгения Евтушенко помнил

наизусть.

Поправляя запотевшие очки, на утренней пробежке выдыхал в промёрзший воздух:

«...В самом сердце Братской ГЭС

чуть не акробатом

я,

глаза тараща,

лез

к люкам, к агрегатам.

А веснушчатые жрицы

храма киловатт

усмехались в рукавицы:

«Парень

хиловат!..»

«Никогда и никто мне не скажет, что я хиловат», - задыхался я, сгибая весла гребной

"двойки". Сунулся было в секцию бокса, но туда очкариков не брали.

Неужели я так и буду всю жизнь перебирать бумажки? Поступлю в выбранный мамой

институт, женюсь на понравившейся маме девушке? К сорока годам растолстею и

облысею, как Анатолий Николаевич, начальник отдела. И все?!

Нет! Не бывать этому!.. Хочу туда, где настоящая жизнь, где

«…Над гуденьем эстакад,

над рекой великой,

над тайгой косматой,

над

техникой-владыкой.

Всё...

всё...

всё...

всё...»