Шабанов мысленно взвыл, ударил с размаху… швед отшагнул вбок, одновременно чиркнув клинком по незащищенным серегиным ребрам. Протестующе затрещал тулуп, в прореху дунуло холодным ветром.
«Даже тело не зацепил, — отстраненно подумал Шабанов. Удовольствие растягивает, скотина!»
Удар, еще один… Швед легко, с усмешкой парирует. Как же его достать?! Удар, удар… Меч тяжелеет с каждой секундой. Сергею кажется, что он поднимает трехпудовый молот.
— Сдохни, гад!
По ногам… Свист вспоротого воздуха, рукоять едва не выпрыгивает из рук. Сергей продляет движение до полного круга и, на этот раз, бьет сверху… полет меча, чуть подправленный шведом, заканчивается в снегу. Сергей теряет равновесие, колено ударяется о сбитый с мародера шлем. Кафти отступает, насмешливо салютуя поднятым вверх клинком.
— Какой пыстрый монкер! Я пыл готоф умирай!
Шабанов с удивлением замечает, что прорех на малице уже три — по одной на каждый его выпад. Прибежавший с Кафти воин ржет, запрокинув к ночному небу покрытую чирьями харю.
— Эй, монкер! — напоминает о себе швед. — У меня тепе ратость есть. Тфой дефка у Юха! Просай железо, иди с ней любовь делай. Я пробовал — хороший дефка, мяккий!
— Вылле?
Взор застлала кровавая пелена. Сергей вскочил. Ярость наполнила мышцы неведомой ранее силой. Меч кажется легеньким прутиком, продолжением руки…
— А-а-а-а-а!!!
Улыбка сбежала с лица Кафти. Рассеченная скула окрасилась кровью. Шутки кончились, теперь швед бьется всерьез… но не атакует — ждет, когда иссякнут силы взбешенного русского. Ушел в защиту — выверенную, отточенную многолетней практикой.
Меч в руках Шабанова, еще кажется невесомым, но дыхание понемногу вновь становится хриплым, по щекам градом катится пот, смешивается со слезами. Горе, ярость… и чувство неискупимой вины.
«Вылле… наивная глупышка Вылле, пухлощекая, с сияющими в глазах звездами… Она так хотела обвенчаться в монастыре… Чтоб все по-настоящему… вместо этого, распаленные, не отмывшие монашеской крови скоты! За что?!»
Снег тает от жара горящих изб, ручейками обтекает сапоги, под ногами блестит лед.
«Ведь это я послал ее в монастырь! Мог же взять с собой! И Матул хотел поближе к Варзуге! Я виноват! Я!!!»
Сергей оступается, меч с размаху втыкается в наледь.
Глаза Кафти вспыхивают злым торжеством…
«И пусть… — усталая мысль в гудящей колоколом голове. — И правильно… Зачем теперь жить?»
Выстрела главной пушки Никольской башни Сергей не слышал, как и свиста пролетевшего над головой десятифунтового ядра… Стена ближайшей избы словно взорвалась. Горящие обломки бревен начисто вымели улицу посада. Мимо Сергея вприпрыжку прокатилась голова сопровождавшего Кафти финна. Лицо навечно застыло в глумливой ухмылке.
«Проклятый Кафти! Что ж не бьет-то?! — сердится Шабанов. — Чего ждет?» Он поднимает затуманенный горем взгляд…
Швед стоит, покосившись, как подрубленное дерево. Меч бессильно опустился, ручей, беззаботно журча, обтекает острие клинка. Левая рука Кафти выгнулась под немыслимым углом, позади шведа валяется ударивший в спину саженный чурбан.
«Нет, умирать мы подождем!» Ярость вновь ударяет в голову. Шабанов поднимается. Медленно, шатаясь от неимоверной усталости. Стопудовый меч выворачивает кисти, мышцы трещат от невыносимой боли, на лбу Сергея змеятся вздувшиеся жилы…
Тихо скрежетнул доспех. Кафти, так же, по—улиточьи неторопливо, начал поднимать оружие. Бессмысленные глаза смотрят мимо Сергея — привычное к битве тело реагирует не дожидаясь команды мозга… слишком поздно.
— Г-гад! — со всхлипом выдохнул Сергей.
Меч обрушился на покрытый хлопьями сажи шлем, пронзительно вскрикнуло железо…
«Всего лишь вмятина… жалкая вмятина!» На глаза навернулись слезы. Злые, жгучие. «Что теперь?»
Кафти пошатнулся, борода окрасилась плеснувшей изо рта кровью.
— Monker… — в хрипе булькала неизбывная ненависть, — Monker!
Швед таки упал. С грохотом, как свергнутый с пьедестала монумент.
— Давно бы так… — попенял Шабанов, прежде чем обессиленно сесть рядом.
— Тимша! Как ты? — по-медвежьи урчит встревоженный голос Заборщикова. — Встать-то можешь?
— Могу… все я могу… — беззвучно отвечает Шабанов. — А Вылле уберечь не смог…
Рядом глухо застонали. Заборщиков шагнул к лежащему ничком раненому, перевернул на спину… послышался изумленный вздох.
— Глянь-ко, мужики, кого Тимша в полон взял!
— Это ж Кавпей! — ахнули чуть поодаль голосом Букина. Ну Тимша, ну орел! Самого Кавпея полонил!
Кто-то подхватил Шабанова под мышки, помог встать. Сергей натужно выпрямился. Рядом стояли поморы. Много, человек пятьдесят. На лицах радостные улыбки.
— Слышь, Тимша! — весело затараторил подскочивший Егор. — Отбились мы! Как есть отбились! Немчуры верно сотню положили! Говорил же староста — умоется Пекка кровавыми соплями! Вот и умылся!
— Вылле у них… — тихо сказал Сергей и, поняв, что его не расслышали, крикнул, — Вылле у них! Девушка моя!
Глава 8