Нулевой потенциал

Может быть, не стоило думать о себе, как о комнатной собачке, а следовательно, и приходить к мысли, что это дети Кимона организовали иммиграцию людей с Земли?

А если не дети приглашают в дом уличных мальчишек, а если инициатива проявлена взрослыми Кимона, то что это? Школьная программа? Какая-то фаза постепенного обучения? Или своего рода летний лагерь, куда приглашают способных, но живущих в плохих условиях землян?

Или просто это безопасный способ занять и развлечь кимонских ребятишек?

«Мы должны были догадаться об этом давным-давно, –

сказал себе Бишоп. – Но даже если бы кому-нибудь из нас и пришла в голову мысль, что мы комнатные собачки или товарищи по детским играм, то мы прогнали бы ее, потому что слишком самолюбивы».

– Пожалуйста, сэр, – сказал шкаф. – Рука почти как новенькая. Завтра вы сможете сами одеться.

Бишоп молча стоял перед шкафом. Рука его безвольно повисла.

Не спрашивая его, шкаф приготовил коктейль.

– Я сделал порцию побольше и покрепче, – сказал шкаф. – Думаю, вам это необходимо.

– Спасибо, – поблагодарил Бишоп.

Он взял стакан, но не стал пить, а продолжал думать: что-то тут не так. Мы слишком самолюбивы.

– Что-нибудь не так, сэр?

– Все в порядке, – сказал Бишоп.

– Но вы пейте.

– Потом выпью.

Нормандцы сели на коней в субботний полдень. Кони гарцевали, знамена с изображениями леопардов развевались на ветру, флажки на копьях трепетали, постукивали ножны мечей. Нормандцы бросились в атаку, но, как говорит история, были отбиты. Все это совершенно правильно, потому что только вечером стена саксов была прорвана, и последнее сражение вокруг знамени с драконом разыгралось уже почти в темноте.

Но не было никакого Тэйллефера, который ехал впереди, крутил мечом и пел.

Тут история ошиблась.

Века два спустя какой-нибудь писец позабавился тем, что вставил в прозаическую историю романтический рассказ о Тэйллефере. Он написал это, протестуя против заточения в четырех голых стенах, против спартанской пищи, против нудной работы, так как на дворе была весна, и ему хотелось отправиться погулять в поле или в лес, а не сидеть взаперти, сгорбившись над чернильницей.

«Вот так же и мы, – подумал Бишоп. – В наших письмах домой мы скрываем правду. И мы делаем это ради себя. Мы щадим свою гордость».

– Вот, – сказал Бишоп шкафу, – выпейте это за меня.

Он поставил стакан, к которому так и не притронулся, на шкаф.

Шкаф от удивления булькнул.

– Я не пью, – сказал он.

– Тогда слейте в бутылку.

– Я не могу этого сделать, – в ужасе сказал шкаф. – Это же смесь.

– Тогда разделите ее на составные части.

– Не могу, – взмолился шкаф. – Не хотите же вы…

Раздался шелест, и посередине комнаты появилась

Максайн. Она улыбнулась Бишопу.

– Что происходит? – спросила она.

Шкаф обратился к ней:

– Он хочет, чтобы я разложил коктейль на составные части. Он же знает, что я не могу этого сделать.

– Ну и ну, – сказала Максайн. – А я думала, что вы умеете все.

– Этого сделать я не могу, – сухо сказал шкаф. – Почему бы вам не взять коктейль?

– Хорошая мысль, – согласилась девушка. Она подошла к шкафу и взяла стакан. – Что с вами? – спросила она Бишопа.

– Я просто не хочу пить. Разве человек не имеет права…

– Имеет, – сказала Максайн. – Конечно, имеет. А что у вас с рукой.

– Ожог.

– Вы уже достаточно взрослый, чтобы не баловаться с огнем.

– А вы достаточно взрослая, чтобы не врываться в комнату таким образом. Когда-нибудь вы соберете себя точно в том месте, где будет стоять другой человек.

Максайн захихикала.

– Вот это будет смешно, – сказала она. – Представьте себе, вы и я…

– Это была бы каша.

– Предложите мне сесть, – сказала Максайн. – Давайте будем общительными и вежливыми.

– Конечно, садитесь.

Она села на кушетку.

– Меня интересует самотелепортация, – сказал Бишоп. – Я спрашивал вас, как это делается, но вы мне не ответили.

– Это просто само пришло ко мне.

– Не может быть, чтобы телепортировали вы сами.

Люди не обладают парапсихическими…

– Когда-нибудь вы взорветесь. Слишком уж кипите.

Бишоп сел рядом с Максайн.

– Да, я киплю, – сказал он. – Но…

– Что еще?

– А вы когда-нибудь задумывались над тем, как это у вас получается? Пытались ли вы перемещать что-нибудь еще… не только себя?

– Нет.

– Почему?

– Послушайте. Я заскочила, чтобы выпить с вами и немного забыться, а не заниматься техническими разговорами. Я ничего не знаю и не понимаю. Мы многого не понимаем.

Максайн взглянула на Бишопа, и в ее глазах мелькнул испуг.

– Вы притворяетесь, что вам не страшно? – продолжала она. – Давайте перестанем притворяться. Давайте признаемся, что…

Она поднесла стакан к губам, и вдруг он выскользнул из руки.

– Ах!

Стакан повис в воздухе над самым полом. Затем он поднялся. Максайн протянула руку и схватила его. Но тут он снова выскользнул из ее дрожавшей руки. На этот раз упал на пол и разбился.

– Повторите все снова, – сказал Бишоп.

– Это со мной впервые. Я не знаю, как это случилось. Я

просто не хотела, чтобы он разбился, и…

– А во второй раз?

– Вы дурак, – возмутилась Максайн. – Я говорю вам, что я ничего не делала. Я не разыгрывала вас. Я не знаю, как это получилось.

– Но получилось же. Это начало.

– Начало?