Нуль

Единственный звук, который выдавал Сергея, был свист в его собственной голове, но, к счастью, дальше черепной коробки этот звук не распространялся.

Сергей зашел в свой кабинет, обогнул, не видя, стул, стоявший между дверью и столом, и тихонечко выдвинул верхний ящик тумбы, размещавшейся возле сейфа. Как я уже говорил, там у него лежал газовый пистолет. Незарегистрированный. Сергей никогда не носил его с собой и, честно говоря, ни разу так и не воспользовался, но иметь под рукой в издательстве оружие представлялось ему делом обязательным.

Он постоял, прислушиваясь к себе. Ему казалось, что он поразительно спокоен и хладнокровен, однако сердце опять колотилось так, что биение крови в висках походило на работу двух маленьких поршней.

В кармане куртки Сергей нащупал валидол, выколупнул таблетку и сунул под язык. Сейчас, сейчас, минута-две, и станет полегче. Он подождал, пока таблетка рассосется полностью, чтобы не чмокать там, внизу.

С пистолетом в левой руке Сергей стал медленно спускаться на первый этаж. У двери редакторской комнаты привалился к стене, тихо вдыхая и выдыхая воздух. Затем, подражая персонажам бесчисленных полицейских фильмов, сильным ударом ноги распахнул дверь и впрыгнул внутрь. Левую руку с пистолетом он выставил перед собой, а правой ударил по стене справа, точно угодив в выключатель.

Вспыхнул свет.

За последние минуты Сергей прокрутил в голове тысячи картин, которые могли распахнуться перед ним в редакторской. Он предполагал грабителей, компьютерных воров, фашистов, расписывающих стены свастикой, конкурентов, похищающих рукописи, носителей компьютерных вирусов… В лучшем, самом лучшем случае – Малыша Витька, который нажрался в гостях так, что не смог добраться до дома и на автопилоте, на бреющем, на исходе горючего дотянул до родного издательства. Но того, что Сергей увидел, он не ожидал никак. Даже его изощренное литературное воображение не подсказало такого поворота событий.

На кожаном редакторском диване, видавшем разные виды, было постелено одеяло. Сергей узнал его – это было одеяло его сына Коли. Поверх одеяла перекрученной змеей лежала простыня. В дальнем углу дивана кособочилась смятая подушка – и ее узнал Сергей. Подушка тоже была Колина. А между подушкой, диванной спинкой и простынной змеей лежал окаменевший комок из двух переплетенных обнаженных тел. Верхнее тело было его сыном Колей. Нижнее – совершенно не знакомой Сергею девушкой. Оба повернули головы в его сторону.

На Сергея смотрели четыре очень больших, невероятно перепуганных глаза. Казалось, яркий свет просто припечатал ошалевших детей к дивану. Конечно же, для Сергея это были просто дети. Несчастные дети, не нашедшие еще в окружающем пространстве подходящего места для своей повзрослевшей любви. Кожа обоих была покрыта крупными, с рисовое зерно, пупырышками.

Девушка пронзительно завизжала и стала выкарабкиваться из-под Коли. Она была очень хрупкая и черненькая, с короткой черной прической и большим черным косматым треугольником в низу живота. Маленькие груди с крупными темно-коричневыми сосками словно бы втянулись в тело, став двумя еле выпуклыми, мелко дрожавшими бугорками. Можно было подумать, что у этого трогательного существа вообще нет грудей, есть лишь два круглых пятна, оставленных медицинскими банками.

Девушка продолжала визжать и натягивать на себя простынную змею, которая не желала раскручиваться и елозила по телу, не прикрывая ничего. Худенькие бедра были в мокрых пятнах.

В Коле будто бы растворились все кости. Теперь он полулежал на диване изломанной ватной куклой и бессмысленно, блуждающими глазами глядел на отца. У Сергея мелькнула мысль, что он совсем не знает тела собственного сына, ведь дома он такой стеснительный, всегда в джинсах и рубашке, или пижаме, или замотанный в большое махровое полотенце после ванны. Он не знал, что у Николая довольно широкая, хотя и очень костлявая грудь, поросшая жестким рыжеватым волосом, а детородный орган таких размеров, что немало взрослых мужиков искренне позавидовали бы ему.

Бедные, бедные дети…

Гранатометы оказались постельными принадлежностями, тайком вынесенными из дома.

Тайный сговор оказался тайной птичьей любовью, лишенной крова.

Бандит Каландадзе оказался юной грузинкой, скорее всего лаборанткой или аспиранткой института, в котором учился Николай, недаром он звонил по служебному телефону и просил ее подозвать.

Тайны проникновения в издательство не существовало вовсе – Коля, мастер на все руки, наверняка сам выточил ключи, использовав в качестве образца отцовскую связку.

Свист в голове Сергея снова достиг высоты реактивной ноты.