Нуль

«Боже, в каком мире мы живем! – мысленно вопил Сергей, перечитывая текст на экране компьютера. - Чтобы отец стал подозревать сына в преступлении против себя! И ведь эта мысль, как бы противоестественна она ни была, уже не вызывает тошнотворного протеста! Она даже кажется вполне логичным ключом к загадкам. Но если придуманное мною – правда, то когда же порвалась отцовско-сыновья пуповина, связывающая нас? Когда я перебрал – или недобрал? – меру ответственности за детей? Почему я стал думать об ответственности? Как это у Юлиана Семенова? В «Бомбе для председателя» стареющий Штирлиц-Исаев размышляет: «Мы за них отвечаем. Но кто освободил их от ответственности за нас? Или возраст сейчас стал адекватен разуму?» Нет, Штирлиц, конечно же, не прав. Возраст не адекватен разуму. Возраст адекватен вине…»

В голове Сергея давно уже стоял ровный громкий свист, словно там построили аэропорт и на летном поле тяжелые реактивные самолеты постоянно прогревали двигатели.

Сергей прибыл домой вечером десятого марта: тринадцать часов лёта от Сан-Франциско до Москвы с посадкой в Сиэтле плюс одиннадцать часовых поясов дают сутки разницы между временем отлета и временем приземления.

Десятое марта было воскресенье. В понедельник Сергею следовало быть в издательстве. Несмотря на нехватку сна и запутанность биологического ритма, он очень плохо спал ночь и утром поехал в «Сван» совершенно разбитым. Свист в голове никак не желал утихать.

Первым, кого Сергей увидел в издательстве, был Эдик, и первое, что сделал Эдик, поприветствовав шефа, – зазвал Сергея в редакционную комнату, где пока еще никого из сотрудников не было.

- Ты помнишь Эллу Абрамян? – спросил Эдик, словно Сергей никуда не улетал и они расстались только в пятницу. Впрочем, это была его обычная манера – он любил демонстрировать титаническую невозмутимость.

- Нет, не помню. – Такое начало Сергея удивило. – Да погоди ты с Абрамянами, – запоздало возмутился он. – Покажи сигнал «Шума и ярости», событие как-никак.

- Потом, потом, – отмахнулся Эдик. – Ты на самом деле не помнишь Эллу?

- Что-то такое смутное брезжит в памяти, если напрягусь – вспомню.

- Не напрягайся. Элла Абрамян шесть лет назад работала в «Меркурии» под началом Макарычева.

Сергей насторожился:

-И что?

- Я случайно встретил ее в пятницу. Ты небось и забыл в своих заграницах, что есть такой праздник – Восьмое марта?

- Точно, забыл! – воскликнул Сергей. – Я даже домой не позвонил в этот день и Катю не поздравил, а она мне вчера ни слова в укор не сказала.

- Ничего, бывает, – покровительственно сказал Эдик. – Я вообще этот день имени Клары Цеткин терпеть не могу. Но дело не в празднике, а в том, что наши друзья, братишки Токаревы, устроили по случаю Восьмого марта сабантуй и пригласили меня. Я пошел, хотя дел было по горло. Вот там мы с Эллой и вспомнили былое. Она, кстати, сейчас работает в одном весьма богатом рекламном агентстве.

- Не тяни резину, выкладывай быстрее, что она тебе порассказала. Вряд ли вы с ней проливали слезы по былому величию «Меркурия» или пили во славу Иоанна Божьего.

- Какого еще Иоанна Божьего?

- Знать надо. Восьмое марта – не только день имени Клары Цеткин, но и день святого Иоанна Божьего, покровителя болезных, больниц, а также книгопродавцев и печатников, то есть отчасти это и наш покровитель тоже. В Ирландии он считается еще покровителем алкоголиков, что для части нашего коллектива не менее важно.

- Если бы у меня голова хоть вполовину была забита таким мусором, как у тебя, – проворчал Эдик, – я бы зарабатывал бешеные деньги. Даже если по цене утильсырья продавать – все равно миллионером станешь. Ты же сидишь на навозной куче, набитой жемчугом, а разгребать ее тебе лень. Ладно, хватит упражняться в эрудированности. Элла мне сообщила кое-какие подробности деятельности «Феникса», последнего детища убиенного Макарычева.

- И что? – опять спросил Сергей.

-А то, что «Феникс» последнее время был тесно связан с «Нестором».

- Ничего не понимаю, – разозлился Сергей. – Какой еще Нестор? Как говаривал Швейк, я знал четверых – летописца, он же автор «Повести временных лет», царя Пилоса, Сашу Нестора, был такой русский писатель пятнадцатого века, про взятие Царьграда писал, и Нестора Махно.

- Опять мусоровозка заработала, – тоже разозлился Эдик. – «Нестор» – это издательство, владельцем которого был твой покойный сосед Василий Андреевич.

Сергей вслепую поискал рукой стул и сел, не сводя глаз с Эдика. Он был, мягко сказать, ошарашен.

- Ты хочешь сказать, что Макарычев и Василий действовали заодно?