НП-2 (2007 г.)

Суть в том, что всё-таки я опять разок другой переспал с Тёмной и даже у себя дома. Тогда для меня это всё, собственно, не имело значения – кто кого и у кого дома. Всю эту обывательскую хуйню про «свою/не свою территорию» я вынужден был под влиянием обстоятельств прочухать уже позднее. Опять же, когда в ходе серии проведённых мною осознанных экспериментов, выяснилось, что да, несомненны две вещи: то, что это и впрямь полная хуйня с моей точки зрения и то, что, несмотря на это, это пиздец как важно для уёбков-обывателей, я весьма прихуел. (Кстати об употреблении мата. Сейчас выросло целое поколение как бы в целлофане, коий накинула на них всякая шелупонь из пропутинского правительства. Эти обитатели Российской Федерации Ходячих Презервативов, то есть всякая, не по своей даже, собственно, вине, хуета немного не в курсе, что мат запретен не потому, что тупо, блядь, неприличен, а потому, что… сакрален. Вам, мудилам, короче, ещё учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! Ступайте, блядь, в библиотеки, а уж после поговорим, если, конечно, я в настроеньи, блядь, буду J.)

Так вот. По-моему всё же, когда мне позвонила Дейзи, сказав, что вернулась таки из Ижевска, куда ездила зачем-то с подругой, я был с Тёмной. То есть, в общем-то, уже утро было. То есть, типа, мы уже чай утренний пить собирались, а не то, чтоб уж прям были друг с другом, скажете тоже J. (Смайлик делает вид, что щурится на манер близоруких, но на самом деле просто хочет сблевнуть. Не может не сделать так. Водянистый глаз унитаза принимает вызов. В нём поднимается тугая негодованья волна. Она, волна, хватает Смайлика за щеку и увлекает в своё тривиальное тартарары J.)

– Короче, я это сделала, – скажет мне через некоторое время Дейзи, – ты представляешь, там целый грамм был, а я его выкинула!

Это она о героине так говорила. Про «винт» же она говорила иное. Она говорила, что он – живой. Что он существо. И всё такое, из этого вытекающее.

Через несколько дней после возвращения из Ижевска у неё заболел живот, и она пошла к своему гинекологу. Гинеколог её осмотрела, сделала выводы, и Дэйзи тут же положили на операционный стол.

У нас с ней ничего не вышло…

«Он жил всего несколько дней» – говорила она через неделю и плакала. Сложная маленькая. «Ты понимаешь? Он жил… Маленький Скворцов. А потом он умер…»

Она лежала у себя дома, закутавшись в какой-то плед. Я держал её за руку, и, среди прочего, мне было неудобно перед её матерью.

Стих второй.

Когда было мне некогда

всё еще мало лет,

(хоть и хуй мой уже начинал

кое-что о себе понимать),

я сказал Оксане одной,

прогуливаясь с ней в окрестностях кинотеатра «Ударник»

и уже осознав, что второй раз она уж не поведётся на игры со мной,..

….что я полагаю, сказал я ей,

что Любовь –

это когда два человека идут себе по своим делам,

а потом вдруг встречаются взглядами

и далее по молчаливому соглашению

следуют вместе…

Потом, через несколько лет,

я сказал одному Илье,

что считаю правильным,

когда люди при первом обоюдном позыве

сразу ебутся,

а уже потом размышляют,

Любовь это или нет.

Так, два эти моих

разнесённых во временах высказАнья

создавали во совокупе

мою концепцИю, касательно Главного в Жизни.

Спустя ещё много лет

с тобой,

моя сложная, добрая и реально очень юная девочка,

мы переспали в тот же день,

когда познакомились…

Я не хочу врать во спасенье твоё!

Я ничего не забыл

и за всё благодарен!

Помню, как в порыве упали мы с тобой в снег,

как с героиней предшествующего стишка.

(что, собственно, произошло когда,

в свою очередь, с ней,

неоднократно она позже воспела,

право, тоненьким литературным своим голоском.

Ныне с ней хуй… (Не я!.. Не я!.. Чур-чур-чур!))

Говорю о тебе…

Милая, маленькая сложная девочка!

Юная до такой степени,

что как будто некогда юный, собственно, я