— Сейчас они будут здесь! — крикнул Мишель.
— Кто?! — выдохнули мы с Жориком синхронно.
— А вот такие точно гаврики! — отец ткнул пальцем в сбившихся в кучку солдат.
— Тогда отчаливаем! — скомандовал Жорик. — Мишель, заводи балалайку! Рита?! Следи за опушкой в оба! Кто нос высунет, стреляй! Теперь вы, — он обернулся к солдатам. — Вдоль берега — бегом марш! Тебя, Фернандес, тоже касается! Бегом, я кому сказал?!!
Боливийцы, не заставив себя уговаривать, припустив по песку во все лопатки.
— Зачем ты их отпустил?! — возмутился Мишель, неистово дергая рукоятку стартера. Mercury отказывался запускаться, папа взмок от волнения и физических усилий!
— Что за концлагерные замашки, месье Адамов?! — чуть ли не весело воскликнул Жорик. — Мне следовало перестрелять безоружных военнопленных как куропаток?! У нас так не принято! Мы свято чтим Женевскую конвенцию…
— Они послужили бы нам щитом! — подала голос я, не отрываясь от опушки джунглей, которую изучала через прорезь прицела.
— И вы туда же, Ваше Высочество?! Да будет вам известно, принцесса, заложничество — одно из тягчайших воинских преступлений…
У нас за спиной взревел лодочный мотор, Мишель взял верх над железом.
— Рита, уходим!! — крикнул дядя Жерар и, пока я стремглав неслась к лодке, опустился на колено и вскинул автомат.
Папа уже отчалил, так что мне довелось запрыгивать в уходящий поезд на ходу. Сгоряча вода показалась обжигающе холодной, и я вскрикнула от неожиданности. А когда, задыхаясь, перевалилась через резиновый борт, сухо закашлял автомат Калашникова. Жора дал первую очередь по опушке. Выждал с полминуты и снова надавил на курок. Устроившись на сидении, я вскинула свой автомат. От леса к берегу приближались несколько машин, два пикапа на базе японских внедорожников и грузовичок повышенной проходимости покрупнее, показавшийся мне неустойчивым из-за высоких вездеходных колес. В кабинах и кузовах сидели люди в хаки, всего человек пятнадцать-двадцать, то есть, чуть больше взвода. Жорик снова выстрелил, пули вздыбили фонтанчики песка прямо перед носом головной машины. Стрелок повел стволом вверх, и я заметила, как тут же посыпалась никелированная облицовка радиатора. Затем через искореженную решетку вырвалось голубоватое облако раскаленного антифриза. Автомобиль рыскнул влево, но, к сожалению, не перевернулся. В следующее мгновение машины миновали опушку и сразу же рассыпались по полю согласно всем правилам военной науки. Кузова расцвели вспышками выстрелов, солдаты открыли ответный огонь. К счастью, стрелять прицельно с бортов автомобилей, несущихся на приличной скорости по пересеченной местности, было затруднительно, а то бы нам — точно каюк. Огонь оказался таким плотным, что пули зашлепали по воде как в тропический ливень. Кажется, в России такой дождь зовут грибным, это когда на небе сияет Солнце, а возмутитель спокойствия — небольшая такая локальная тучка, которой приспичило отлить прямо вам на макушку.
Оставив в покое пикап с поврежденным радиатором, что, конечно, нисколько не помешало бы машине преодолеть разделявшее нас расстояние, дядя Жора перенес огонь на грузовичок, выпустив в него остаток обоймы. Пока он выщелкивал опустошенный магазин, меняя новым, я успела крикнуть ему, чтобы уходил, пока не сделалось поздно. Настало самое время сматывать удочки, как иногда выражался Мишель.
— Дядя Жора, сюда!! — завопила я. Указательный палец лег на курок. Спуск оказался на удивление легким. Автомат забился в ладонях, выкашливая свинцовые брызги.
Первым от меня досталось поврежденному Жориком пикапу. Я целила по кабине, чуть выше среза капота. Неожиданно внедорожник рыскнул сначала в одну сторону, потом в другую, снес заборчик и с впечатляющим хлопком протаранил хибару, на веранде которой пару часов назад сушилось белье. Удар был таким сильным, что я нисколько не сомневалась, машина прошьет барак насквозь как раскаленное лезвие — сливочное масло. Вместо этого пикап застрял внутри, обвалив на себя крышу. Воткнув в гнездо снаряженный рожок, я переключилась на грузовичок, отметив, что француз, которому полагалось забраться в лодку, продолжал палить с прежней позиции.
— Дядя Же… — снова завопила я и поперхнулась. Впервые в жизни меня подвели голосовые связки.