Новый сорт

Дружные аплодисменты ребят заглушили слова деда. Василий Лукич с недоумением окинул взглядом улыбающиеся физиономии, снял фуражку, неловко поклонился и сел на траву.

Потом выступали кружковцы и вносили различные предложения: где достать инструменты, как организовать занятия. Самое ценное предложение внес Трубач. Он предлагал очистить помещение сарая и сторожки и всем кружком поселиться на лето в саду.

Затем провели выборы. Председателем кружка выбрали Ваню, а «ученым секретарем», как назвал ее Николай Павлович, — Машу Ермакову. В ее обязанность входило ведение журналов наблюдений и записи занятий. В завхозы кружка прошел Трубач.

Воскресник

Лимон оживал. Каждый день, вернувшись из школы, Вани подолгу разглядывал деревце. Заметно набухали почки и скоро должны были появиться листья.

— Ну как поживаешь, лимончик? — ласково говорил мальчик. — Хочешь пить? Сейчас я тебя угощу.

Полив лимон, он шел в сад. Там его радостно встречала Муфта. Повозившись минуту с собакой, они вместе направлялись к «новому сорту». Юный садовод внимательно оглядывал свою яблоню. Не появилось ли каких-нибудь вредителей, не отложила ли бабочка яичек на листьях, достаточно ли рыхлая земля вокруг? Он выдергивал исходы сорняков, упорно пытавшихся заселить эту плодородную рыхлую площадь. Затем обходил старые деревья.

Дед целыми днями, а иногда и ночами возился в монастыре и совсем забросил свой сад.

Однажды за утренним чаем Ваня упрекнул его за это. Дед с улыбкой посмотрел на внука, но, покосившись на сына, промолчал.

Вечером, когда мальчик, сделав уроки, собирался ложиться спать, вернулся дед, сильно уставший, но довольный.

— Лошадь достали, Ваня. Теперь дело ловчей пойдет. Завтра воскресенье. Все мои мичуринцы обещали собраться чуть свет… А там скоро и каникулы.

— Как же я пойду, когда и в нашем саду работы сколько?..

— Что ты, что ты!.. Ты же наш председатель. Да мне без тебя и не управиться, внучек.

— А наш сад пускай дичает?

— Твой сад, Ваня, в порядке. Ему теперь только глаз нужен. Придет время, — польем, подкормим. Дела немного.

— А вредители?

— Разве вредители есть?

— Муравьи ползают.

— Ну, с муравьями легко справиться, — сказал старик.

Он понюхал табаку и начал раздеваться.

— Послушай доброе слово, Ванюша, — начал говорить дед, укладываясь на кровать. — Никогда человек сам себе цены знать не может. Только люди по времени оценят. Другой человек и ученый и таланты у него есть и возомнит он про себя, что лучше его на свете никого нет, и на людей сверху смотрит. Я, дескать, лучше всех, вы мне не пара. Умрет такой человек, и после него… один дым. Первое время, может, и вспомнит кто. Был, мол, такой гордец. Талант какой-то имел, но талант свой в землю закопал, вроде клада. Запомни, внучек, только тот человек хорош, от которого людям польза. Ты вот себя мичуринцем называешь. А почему Ивана Владимировича так высоко ценят? А потому, что он большую пользу после себя людям оставил.

Старик замолчал и снова зарядил нос понюшкой табаку.

— Ты вот свой сорт ростишь. Это хорошо. А для кого ты стараешься? Для себя?

— Ну так что? — неопределенно спросил мальчик.

— Если только для себя, так не стоит и трудиться. Завтра же его выдерну. На твой век хватит и тех яблок, что в саду растут. Нет, Ваня. Твой сорт людям нужен. Ты дело Мичурина продолжаешь, науку вперед двигаешь. Понимаешь? Науку! — многозначительно сказал дед. — А наука для себя — это не наука. Грош ей цена.

— Дедушка, а ты разве думаешь, что я только для себя учусь?

— Нет. Я так не думал, а только в душу тебе забралась обида ревнивая… Как же, мол, так. Раньше в городе среди ребят я один садоводом считался, а сейчас, почитай, вся школа в садоводы определилась. Дед родной своего внука забросил…

— Да нет, дедушка… — перебил его внук. — Я так не думал. Просто я люблю наш сад.

— И люби, а мне помогать должен.

— Я и буду помогать.

— Давно бы так. Мне больше положиться не на кого.

Некоторое время они молчали, вслушиваясь в наступившую тишину. Где-то далеко тонко свистнул паровоз.

— Двадцать первый прошел, — промолвил Ваня.

Старик его не слышал. Он думал о чем-то другом.

— У всякого растения свой век есть, — снова начал рассуждать он тихим задушевным голосом. — Однолетнее растение год живет, двухлетнее — два года, а многолетние деревья даже тысячу лет могут жить. Ученые назвали это ве… ве… как его… забыл. Подскажи, Ванюша.

— Вегетационным периодом.

— Ну вот. И зачем так назвали? Не выговоришь. Почему бы не назвать понятней — веком. Ну вот, век растения на три части делится. Первая часть — это когда оно растет и сил набирается. Вторая часть — когда плоды дает, а третья часть — когда вянет постепенно. Так и мы с тобой. У каждого свой век. Ты живешь в первой части. Растешь, учишься, сил набираешься; у тебя всё впереди. А я живу в третьей части. А только ты из практики знаешь, если старую яблоню обмолодить, она снова может плоды приносить и долго еще служить…

Дед помолчал, а потом сказал строго:

— А Пармена мы прогнали. Выселиться ему приказано из сторожки.

— А кто же сторожить будет?

— Пока сами, а потом увидим.