Новый Робинзон

Кроме того, все эти племена отличались великолепным сложением и очень большой силой; они спокойно могли проходить пешком громадные расстояния, и походка их была замечательно легка. Женщины не обладали приятностью, в движениях их и походке далеко не было той ловкости, которою отличались мужчины. На этих несчастных созданиях лежала вся тяжелая работа: постройка жилищ, добывание пищи, домашние услуги и прочее. Впрочем, иногда, когда почему-либо являлась надобность в очень больших запасах пищи, мужчины сами отправлялись на рыбную ловлю или на охоту или устраивали так называемые облавы. Это были охотничьи предприятия в очень обширных размерах; видную роль в них играл огонь. Обыкновенно в таких случаях зажигали деревья в лесу, и когда пораженные ужасом животные и пресмыкающиеся тысячами устремлялись на открытые места, чернокожие, разделившись на группы, убивали все, попадавшееся им под руку. Треск быстро распространявшегося пламени, жалобные крики пораженных ужасом животных, – кенгуру, двуутробок, крыс и других, которые метались туда и сюда, дикие возгласы охотников и резкий визг женщин, которые иногда присутствовали здесь, перебегая с места на место, окутанные, подобно сказочным ведьмам, густыми клубами черного дыма, – вся эта картина неизгладимо запечатлелась в моей памяти.

На рыбную ловлю дикари отправлялись или рано утром, вскоре по выходе солнца, или же поздно вечером, когда уже становилось совершенно темно. В последнем случае мужчины брали с собой большие факелы, которые они держали в левой руке высоко в воздухе в то время, когда бросались в воду с пиками наперевес, которыми поражали первую попавшуюся им крупную рыбу. Удары дикарей всегда были замечательно верны; они никогда не делали промаха; раненые рыбы стаскивались на берег, где их забирали женщины, терпеливо ожидавшие с сумками из волос двуутробки за плечами. Иногда в воду бросалось сразу около ста человек, все с горящими факелами; и эффект, который получался от плеска воды при погружении рыболовов и диких восклицаний торжества или разочарования, легче представить себе, чем описать. Днем рыбная ловля производилась другим способом. Во время отлива огораживали большое пространство мелкой лагуны, оставляя открытый проход, через который рыба могла бы войти в эту заводь. Во время прилива, действительно, туда попадала масса рыбы, и тогда проход этот закрывался. Когда наступал опять отлив, огороженное пространство превращалось как бы в громадную сеть, переполненную крупной и мелкой рыбой. Тогда туземцы спускались в эту загородку и убивали рыбу копьями.

Вообще охота австралийцев крайне интересовала меня.

Особенно интересно было наблюдать этих детей леса, когда они преследуют кенгуру. Крадучись, не производя ни малейшего шума, дикарь идет иногда целыми милями по следу животного (след кенгуру совершенно незаметен для непосвященного). Если кенгуру почует присутствие человека или услышит какое-нибудь неосторожное движение его, дикарь мгновенно становится недвижим, как статуя, и может простоять целые часы, не изменяя положения. Наконец, когда ему удастся приблизиться к животному на тридцать или сорок ярдов, он бросает в него свое копье, и за все время, что я пробыл среди этих дикарей, не было случая, чтобы он промахнулся. Копья, употребляемые для этой цели, бывают футов около пяти длиною и делаются из мелкого, но твердого дерева, с костяным или каменным наконечником. Металлов дикари, понятно, не умеют обрабатывать.

Для ловли другой дичи – птицы эму – охотники устраивали из травы род шалаша в тех местах, куда эму приходили пить воду; и, когда птицы появлялись, их убивали копьями.

Самый крупный эму, которого мне пришлось увидеть, достигал около шести футов, а самый большой кенгуру был и того выше.

Наконец, змей убивали всегда палками, а птиц – бумерангами.

Дикари обыкновенно употребляли пищу в количестве, только необходимом для поддержания сил; но большие охоты облавами, которые я описал, доставляли большое изобилие пищи, на неделю и даже больше, и тогда начинались отвратительные оргии обжорства и продолжительный корроборей, пока запасы не истощались.

Я занимался охотой на китообразных животных, потому что привез с собой в лодке свой гарпун, и это полезное орудие привлекало особенное внимание дикарей. Они иногда притрагивались руками к моему топору и гарпуну и всегда очень удивлялись, почему металл был так холоден.