Новый Орлеан

Обе пули угодили Грину в грудь. Он замер на месте, будто наткнулся на каменную стену, полуобернулся, рухнул на бок и, прокатившись по асфальту, застыл у самого края тротуара в нескольких ярдах от ног Эбона. Стоявшие вокруг люди метнулись от него подальше. Эбон же несколько мгновений оставался на месте, глядя сверху вниз на неподвижное тело с чувством жалости и сострадания.

Однако, увидев, что к мертвому негру сбегаются полицейские, Эбон осторожно попятился и растворился в толпе.

Чувство жалости его уже покинуло. В своих оценках Грина он оказался прав. Парень стал неуправляемым и превратился в угрозу для самого существования Лиги. Ни один человек в своем уме, пусть даже обуянный расовой ненавистью к белым, не станет стрелять в кучу вооруженных полицейских.

Так что полиция оказала Эбону добрую услугу. У него не было возможности взять и выгнать Грина из Лиги: тот ни за что бы с этим не смирился. Его пришлось бы убирать. А полиция решила эту проблему ко всеобщему удовольствию. К тому же, как был уверен Эбон, теперь возникнет весьма выгодный побочный эффект. Так бывает всегда, когда полицейские убивают чернокожего — не важно, при каких обстоятельствах. Живой, Грин был бы помехой. Мертвый, он скоро станет принесшим себя в жертву мучеником. Уж об этом Эбон позаботится, будьте уверены.

Эбон, держась поближе к стенам зданий, крался по тротуару, пока не поравнялся с платформой сенатора. Там он увидел, как капитан Форбс приказывает водителю тягача убрать платформу с дороги. Когда платформа приблизилась к тому месту, где стоял Эбон, он рассмотрел стоящего на ней Мартина Сент-Клауда. Лицо сенатора было искажено ужасом и горем, но он был явно цел и невредим.

У Эбона вырвался вздох облегчения. Если бы Мартина убили, он был бы по-настоящему огорчен. Помимо того что сенатор вызывал у Эбона, как бы он этому ни противился, чувство приязни, Эбон в глубине души сознавал, что в одном Мартин был прав: он делал все, что в его силах, чтобы помочь чернокожим людям. И его гибель нанесла бы ущерб делу всего негритянского населения.

Кое-кто из находившихся на платформе стал спрыгивать на мостовую, и взгляду Эбона предстал распростертый на досках Брет Клоусон, голова его покоилась на коленях какой-то блондинки.

После получасовой задержки парад, лишившийся одной платформы, продолжил свой путь.

— Подайте хоть что-нибудь, мистер. Умоляю, мистер!

Лишь те, кто находился в непосредственной близости от места происшествия, знали причину заминки, но только немногим из них было наверняка известно, что именно случилось. Конечно, тут же поползли слухи: произошла стычка, в перестрелке погибло несколько негров и два полицейских, сенатор Мартин Сент-Клауд убит черномазым, губернатор направил к месту событий Национальную гвардию и так далее…

Но слухи эти лишь добавили остроты масленичному гулянью. А вскоре о них забыли и зеваки, и участники шествия.

Дождем сыпались дублоны; народ вопил, хохотал и беззастенчиво проталкивался поближе к колоннам парада. Те же среди все сгущающейся толпы продвигались по Кенел-стрит, пока не свернули во Французский квартал, где улицы были значительно уже, а давка в толпе стала почти невыносимой. Люди высовывались из окон и стояли на узеньких балкончиках, приветствуя парад криками и швыряя вниз пригоршни конфетти, а иногда все что ни попадало под руку.

Толпа несла потери. Двое скончались от сердечного приступа. Споткнувшуюся женщину затоптали: одна нога у нее оказалась сломанной в двух местах. В подъезде, мимо которого медленно проплывали платформы и безоглядно спешили люди, зверски изнасиловали девушку. У женщины на девятом месяце беременности прямо на тротуаре начались преждевременные роды. В этом случае толпа благородно потеснилась, чтобы освободить ей хотя бы какой-то пятачок пространства. К счастью, среди зевак нашелся врач; доктор этот, не сумевший подавить в себе чувство долга, был трансвеститом, щеголявшим в костюме южной красавицы. Ему поэтому, считай, повезло, поскольку все в толпе приняли его за акушерку. На следующий день по городу пронесся слух о том, что, благополучно родив здорового младенца, новоиспеченная мамаша на своих двоих сопровождала арьергард парада.

— Подайте хоть что-нибудь, мистер. Умоляю, мистер!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ СКОРБНАЯ СРЕДА

Глава 19

Рексфорд Фейн, хотя и тщательно скрывал свое состояние, был вне себя от ярости.

В его доме собралось две дюжины гостей, которых он пригласил к себе на вечеринку после бала.

Они усиленно поглощали предлагаемые напитки и болтали между собой, превознося сегодняшний парад, похваливая и одновременно поругивая бал Рекса, в общем, веселились вовсю, как и полагается на любом приеме у Фейна.

И все же подспудно в поведении гостей ощущалось почти похоронное настроение. Веселье казалось фальшивым, смех — деланным.