Новый Мир ( № 1 2010)

На глинистом мысу в дельте Волги, за тростниковой крепью, отделяющей раскаты от моря, команда музыкантов поставила палатку, что-то сварили на примусе, доедают обед…

Алексей:

— Мужики, жрите быстрей, а то, как говорит Николай Иванович, мы вечер пропустим…

— Да времени хватит…

Постепенно загружают оборудование в лодку. Отталкиваются. Место, которое они выбрали, не очень-то, может быть, удачно: тут полно водоплавающей птицы: голоса гусей, уток, огарей, лебедей, всякой утиной мелочи сливаются в один квакающий фон… Поэтому Николай Иванович и говорит музыкантам:

— Вы что хотите записывать? Если мы сейчас в гнездовье бакланов наведаемся, то орать они будут будь здоров, только музыку с ними вряд ли сыграешь…

— Ну, — говорит Алексей, — я бы пошел просто по справочнику…

Миша-«звучок»:

— Леха, таких справочников до фига. Называются «Определитель птиц» — на си-ди. Там все расписано, даже голоса для примера. Но раз уж мы приехали сюда, писать нужно штучные вещи, соло. Вот, мы пишем вечернюю трель какой-я-не-знаю птицы. Завтра — еще две трели.

— Это верная мысль, — говорит Брайан. — Надо такие вещи собирать… Николай Иванович, здесь ведь певчие водятся? Ну хоть скворцы, например... О! Тонкая вещь — для тех, кто понимает…

— А знаете что? — вдруг говорит Николай Иванович. — Я вам подарок сделаю. Здесь рядом гнездовье сверчка… И вот с него-то мы и начнем.

А уж завтра — все другие главные певуны: пеночки, мухоловки, широкохвостки, камышовки…

— Идет! — вскрикивает Брайан. — Сверчок — это птичка?

— Ну да.

— Круто! Едем, едем… — Наклоняется к Николаю Ивановичу: — Вечером вы у меня услышите, что такое сверчок!

Съемки сверчка. Подробно: трель сверчка. Гнездо, глаз, лапки.

 

Возвращение в лагерь — почти затемно. Шуршат в палатке, виден под тентом фонарик, тени. Потом собираются у примуса, готовят что-то. Потом голос Алексея:

— Николай Иванович, спасибо за вашего сверчка… Очень красиво…

Брайан:

— Вот из таких солирующих трелей потом создается ядро звука. Только у меня вруб: в какой-то момент их должно быть очень много. Не десять-пятнадцать, как мы думали, а, допустим, сто. И все это невероятной плотности… Клубится… Звук Хаоса. Даже гул.

— Что тебя так прет от этого Хаоса? — спрашивает Алексей.

— Да потому что надо услышать истинный звук мира — хотя бы так, как мы слышим здесь. — Брайан настораживается и прикладывает ладонь к уху: — Тысяча голосов одновременно. Плюс волны, ветер, камыш…

И потом из этого рокота вытягивается, как нитка, песня сверчка. Просто на пульте тянем. А потом уводим ее в в бэкграунд, и на первое место выходит песня камышовки. Ее ведь мы слышали?

— Ее, — подтверждает Николай Иванович.

— Вот, песня камышовки или эта жемчужная россыпь скворцов — ты слышал? Такие световые пятна… вспышки в этом хаосе… А потом — взрыв! — и сольный прорыв… Ух, блин! Я уже все это слышу! Тут соловьи есть? — Николаю Ивановичу.

— Редко, только на пролете. Варакушка есть — из соловьиных. Это, я вам скажу, сказка…

— Не то что фламинго…. — вставляет Алексей: он на самом деле туговат на ухо.

— Ну, вы не правы, — обижается за фламинго Николай Иванович. — Одни щелканья клювами в воде чего стоят…

— Фламинго можно сделать с перкуссией… — поддерживает его Брайан. — Только поколдовать надо… Можно мощное замутить колдовство…

— А зимородки поют? — спрашивает оператор Андрей. Очень уж ему понравились зимородки.

— Зимородки ныряют. И при этом коротенько пищат.

— Самое обалденное — они под водой летают, — обводит всех глазами Андрей. — Машут крыльями. Я сам видел.

Николай Иванович усмехается.

Синий огонь примуса.

Вдали на буровой светятся огни…

— Знаете, ребята, — говорит Николай Иванович. — Вы извините, «ребята», «ребята» — это я своих студентов так называю. Но, конечно, таких, как вы, мне встречать еще не приходилось. Безумная идея. Безумная задача. И вместе с тем — это самое то!

— Николай Иванович — наш человек! — одобрительно реагирует Алексей.

— Так вот, знаете, о чем я давно думаю? — говорит Николай Ива­нович. — Впрочем, конечно знаете… — Усмехается. — Я люблю динамичные природные системы. А нет более динамичных, чем дельты рек… Но чем больше я узнаю… Нет, не то! Жизнь… Я не могу постичь ее во всех взаимосвязях. Вот почему мне кажется, я понимаю Брайана. Этот первичный гул жизни — он в самом деле должен быть. Неразъятый звук Тайны…

— О, — отзывается Брайан, который сидит, выкрашивая на ладонь табак из сигареты и мешая его с травкой. — Лучше не скажешь: неразъятый звук Тайны…

— Я говорил о Боге, — продолжает Николай Иванович. — Это не абстракция. Для меня Бог и есть это непостижимое чудо жизни… Чудо, понимаете? Прямое свидетельство…

Брайан привычным движением пустой сигаретой собирает с ладони приготовленную смесь. Ему, кажется, слегка поднадоел разговор. Он встает:

— Миш, дунуть не хочешь?

— Не против.

— Тогда возьми магнитофон. Может, услышим чего…