Следующим этапом стало закаливание. Она перебралась с кровати на пол, неделю спала перед открытым балконом. Принимала ледяные ванны, пока не свалилась с воспалением легких.
Потом кто-то подсунул ей книгу по психологии. Теперь, о чем бы мы ни говорили, она комментировала мои ассоциации. Анализировала мотивы. Уличала в двуличии (актриса — в двуличии!). Из безопасных тем осталась погода, но это обижало ее еще больше.
“Ты считаешь меня конченой дурой?”
Наконец, она записалась в клуб и стала вечерами пропадать на йоге. Спустя время на полу появился коврик для упражнений, спортивный трикотаж. Специальная литература. После завтрака меня стали выгонять на улицу. Одну из книжек, о жизни паразитов в человеке, нашел в кармане куртки, сидя в парке.
С изумлением узнал, сколько твари окормляется за счет организма.
Тогда-то впервые прозвучало слово “Таиланд”. “В Таиланде я смогу успокоиться”, — все чаще повторяла она. Кто-то в клубе наплел ей, как там чудесно.
Тем временем в театре разразился скандал. Ее бывший сокурсник решил попробовать себя в режиссуре, они наспех перелицевали Пушкина — по моде того времени. Спектакль назывался “Татьяна Ларина”, репетировали на Малой сцене. Жена играла главную роль. За лето постановку собрали, показ на худсовет сделали в августе. Но главный хлопнул дверью, не дожидаясь антракта.
Я видел, в каком состоянии она доигрывает. В гримерной, где, не глядя в зеркало, она снимала грим, я сказал, что билеты в Таиланд куплены. “Едем в конце года на три недели”.
Уткнувшись в живот, она плакала, размазывая пудру по свитеру.
3
Вылетали в ночь. Москва — Бангкок, десять часов с пересадкой в Ашхабаде. “Туркменские авиалинии”.
Накануне долго препирались, как укладывать вещи. Я настаивал на рюкзаках, она предлагала курортный чемодан. За пару дней до вылета умудрилась простыть, чихала.
— Как тебе не стыдно спорить с больным человеком!
Остановились на чемодане.
Несмотря на первый час ночи, аэропорт бурлил. Громко гоготали взрослые; сидя на вещах, хныкали сонные дети. Какой-то мужик в упор разглядывал жену, и я привычно загородил ее.
Оказавшись на ленте, наш синий чемодан стал похож на жука. Глядя, как беспомощно торчат колеса, я подумал, что никогда его не увижу.
В самолете висели портреты Туркменбаши. Отец народа носил голубой костюм и розовый галстук. На лице густо чернели отретушированные брови, лежал румянец. Две нежные ямочки. Но самого лица как будто не было.
На ужин давали рыбу и плодово-ягодное вино, под которое прошла моя юность.