Новичок. Побочный эффект

«Так вот ты какая, «партийная линия»…»

Оставшиеся газеты я разносил чисто механически, не зная толком, настало ли время радоваться или лучше погодить. Ясно, что «шурави» уже точно не выступят на стороне «меньшевиков», но угроза войны, хоть и поблекла, все еще довлела.

«Но кто-то же дал отмашку газетчикам! – скакали мысли, как пульс у сердечника. – И штампик «Печать разрешается» Главлит тиснул-таки!»

А главред «Правды» – человек архиосторожный. Да все они таковы, редакторы, что в «органе ЦК КПСС», что в какой-нибудь «Нью-Йорк таймс»! Только хозяева у них разные.

«Ладно, – вздохнул я, – будем ждать последних известий и надеяться на позитив».

Смутно было на душе. Мне очень хотелось радоваться великой перемене, но боязнь ошибиться осаживала эмоции.

Я бросил в ящик последнюю газету, и только сейчас заметил, какая глубокая, непроницаемая тишина разлеглась по улочкам поселка.

Плавно чертя зигзаги, опали снежинки, укалывая лицо секундной стужей. Дали тут же расплылись, прячась за мельтешеньем снегопада. Хлопья-перышки опускались отвесно, как фигурки в «Тетрис».

Я подставил ладонь. Слипшиеся ледяные звездочки таяли, дрожа росистыми каплями. Бережно, чтобы не уронить небесную влагу, я поднес пальцы к лицу, и отер щеку.

«Все будет хорошо?»

Воскресенье, 4 ноября. День

Уссурийск, улица Некрасова

– Победителю олимпиады по математике среди школьников Октябрьского района Даниилу Скопину, ученику восьмого класса Липовецкой средней школы, вручается диплом 1-й степени!

Под жидкие хлопки я вышел к столу, храня на лице утомленный вид. Пузатый и пухлощекий начальник РОНО со смешным венчиком седых кучерей вокруг блестящей лысины, вяло пожал мне руку, и одарил разрисованной картонкой.

Если честно, то я был и рад, и горд. Получилось же! Всегда хотел сразиться на ристалище с такими же, как я, юношами бледными, погрязшими в математических премудростях. Но трусость и здесь меня настигла!

Я боялся проиграть – и понять про себя нечто ужасное. Что «матанщик» из меня никакущий, что въезд в страну Аль-Джебр для Дани Скопина закрыт… А вот фигушки вам!

Благодушествуя, спустился в фойе, и скучающая гардеробщица протянула мою кожанку – шапку и шарф я запихал в портфель.

Матбой вышел знатный, хотя и скучноватый. Особенно запомнилась вчерашняя задача, третья по счету. Хоть какая-то пища для ума…

«На гранях кубика проставлены шесть различных чисел от 6 до 11. Кубик бросили два раза. В первый раз сумма чисел на четырех боковых гранях оказалась равна 36. Во второй – 33. Спрашивается: какое число написано на грани, противоположной той, где обозначена цифра 10?»⁷

Намотав шарф на шею и нахлобучив лыжную шапку, я валко пошагал к дверям, суя конечности в рукава. Портфель мне сильно мешал, но я догадался-таки поставить его на широчайший подоконник, оккупированный горшками с чахлой геранью.

А за стеклом, тронутым кружевом инея, белел и рыжел снег, утоптанный да наезженный. Черные деревья раскидывались недвижимо, словно боясь обронить снеговые шапки, белеющие в развилках.

По Некрасова шуровали грузовики и легковушки, на их подвижном фоне брели зябнущие пешеходы, а сверху нависал серый небосвод, однотонный и непроницаемый для взгляда. Зима.

Хотя… В Приморье всё не как у людей. Помню, в декабре гроза случилась. Гром гремит, молнии сверкают, дождина льет… А потом ударил мороз, и деревья, окованные льдом, согнулись дугами, роняя ломкие сучья…

Вот, прояснится за ночь, и завтра сугробы таять начнут. Народ, костеря небесную канцелярию, будет плюхать по снежной жиже, а им опять минус – и хрусткий каток.

«Надо Ивану Палычу позвонить, – перебежала ассоциации расторопная мысль, – «Телефон-телеграф» не так уж и далеко… В Москве… м-м… Девятый час. Нормально…»

Подхватив портфель, я шагнул в стылый тамбур. Потоптался, и вернулся в фойе. А зачем далеко ходить?

Я поднялся на второй этаж и, срывая с себя шапку, заглянул в кабинет директора. Пожилая секретарша деловито клацала на пишмашинке, выколачивая текст.

– Здрасте! – сказал я. – А можно от вас позвонить? По межгороду?

Не отрывая глаз от желтоватого листка бумаги, женщина указала на красный телефонный аппарат:

– Вон. Через «восьмерку».

Я снял трубку, и набрал номер. В ухо прорывались отдаленные гулы и шорохи, перебиваемые гудками…

– Алло? – голос Кирша показался мне надтреснутым и безжизненным. – Кто говорит?

– Это я!

– А-а, Антоша! – сразу обрадовались на том конце провода. – Как хорошо, что ты позвонил!

– Ну, как ты? – облегченно улыбнулся дедушкин внук.

– Не волнуйся! Всё в полном порядке! – бодро вытолкнула трубка.

Я замер. Застыл. Заледенел.

– А ты где? – молвил осторожно.

– В Москве! У друзей…

Смутное движение достигло слуха, и связь оборвалась. Бережно, словно дутую из тонкого стекла, я положил трубку, затыкая короткие гудки. Вежливо попрощался, и вышел.

Если бы Кирша задержали чекисты, полковник сказал бы, что он «у своих». А друзья… «Друзья» значат – враги…