Новая жизнь Нефертити

Она элегантно переложила сумочку в другую руку и сделала приглашающий жест.

Стеклянные двери этнографического музея пропустили нас в просторный белый холл с красным пятном-картой на стене перед входом с меловыми указателями. Здесь всё было настолько гармонично осовременено, что даже желтоватые скелеты людей и образы животных в стеклянных шкафчиках смотрелись вполне уместно рядом с компьютерными терминалами футуристической формы.

— Мы так мало знаем о себе, о человечестве. Нам сюда, прошу, — мадам Беттарид указала направо.

Ни Пьер, ни один из мордоворотов Катрин за нами не пошли, они остались у входа. С мыслью о том, что это всё-таки неплохой шанс сбежать, я направилась в служебную часть вслед за Катрин. Коридоры со множеством дверей, деловитые сотрудники, учёные лица, белые халаты, дополнительные выходы, служебные лестницы.

Внутри меня шла борьба порядочности и инстинкта самосохранения. Папа всегда говорил о внутреннем достоинстве. В том, чтобы бежать и всю жизнь прятаться, его не было. Не было и благородства в том, чтобы обмануть Лембита. Я дала ему слово сотрудничать, а я не Финн и не вся эта братия, погрязшая во лжи. И я однажды уже приняла решение вывести грабителей артефактов на чистую воду. Поэтому рискну, я хочу правосудия.

Мадам Беттарид толкнула с таинственной улыбкой дверь, обозначенную табличкой: «Laboratoire».

— Я бы отдала всё на свете, чтобы оказаться здесь в твоём возрасте, — шепнула мадам Беттарид, потянувшись по обыкновению пальцами к моему запястью.

Но я успела как бы невзначай отвести руку. Хватит! Та будто не заметила. С улыбкой первой леди она направилась к оторвавшейся от компьютера розовощёкой женщине лет сорока. Взлохмаченное каре неопределенного цвета, на переносице очки, как печать докторской степени. Из-под белого халата торчали мятые бесформенные брюки. До удобства тапочек растоптанные мокасины из красной замши и слегка присборенные зеленоватые носки вопиюще заявляли, что внешность не главное. Я улыбнулась и перевела взгляд на шкафы, медицинское оборудование за стеклянной перегородкой; стеллажи, цветные графики на стенах и тонкие пластины мониторов на рабочих столах.

— Oh, bonjour, Catherine, mademoiselle! — радушно поприветствовала нас женщина-учёный.

Подражательницу Эйнштейну звали мадемуазель Николь Дефи, и она была заведующей отделения исследований. Моего французского хватило лишь на взаимные экивоки, но мадам Беттарид снизошла до роли переводчика.

— Вы как раз вовремя! — возбуждённо говорила мадемуазель Дефи. — Мы собираемся поместить свежую мумию из Амарны в камеру МРТ! Невероятно захватывающе!

— Из Амарны, столицы Эхнатона? — поразилась я.

— Да-да! В последнее время отношения с Каиром сложились натянутые, они бы и не хотели делиться, но у них просто нет такого оборудования, поэтому куда деваться.

Мадемуазель Дефи выдала нам маски, перчатки, халаты и провела за стеклянную перегородку.

⁂

Мумия! Настоящая! Неужели я вижу её своими глазами так близко? — не могла поверить я.

Внутренний голос напомнил о саркофаге и о необходимости быть собранной, но интерес невозможно было отключить. Интерес — это то, что живёт внутри нас и не поддаётся логике.

Нам либо интересно, либо нет. У меня же, так долго мечтающей прикоснуться к настоящей истории, загорелись глаза. Кто говорил, что мумия — это страшно?

Как рассказала Николь, лежащая в позе эмбриона высохшая женщина перед нами не была мумией в традиционном понимании. Без процедуры бальзамирования песок и жара так высушили тело, что оно сохранилось не хуже, чем тщательно обработанные тела царей и цариц.

Неживое лицо без капли энергии поражало безжизненностью, как разбитый черепок или солома. Но волосы смотрелись иначе — множество смоляных кос, оплетающих голову.

— Почему они не разложились? — спросила я.

— Судя по лабораторным тестам, волосы экземпляра 23, как и у остальных, тщательно смазаны животными жирами. В Амарне было найдено обширное захоронение, на котором бедноту просто заматывали в тряпку и зарывали в песок. И это парик, — пояснила Николь через мадам Беттарид.

— Парики были в моде, я знаю, — кивнула я, — но ведь ей три тысячи лет! Почему он так хорошо сохранился?

— Феномен. Состав масел и жиров очень интересный. Думаю, он всему виной. Такие масла были основой для благовоний, всем хотелось быть красивыми, чтобы хоть чем-то блеснуть после смерти, если больше нечем, — рассудила Николь.

— Возле неё не было вещей? Ни амулетов, ни ушебти[23]? — уточнила я, приближаясь к мумии.

— Совершенно верно, перед нами обычная рабочая, у которой не было денег на сколько-нибудь приличное захоронение. Волосы — её главное богатство, — показала, осторожно коснувшись пальцами в перчатках экземпляра, — и они явно не носились при жизни.

— Волосы, — задумалась я, вспоминая мистику Египта. — Бедняжка хотела понравиться богине Хатхор в загробном мире.

— Мы тоже склоняемся к такому же мнению.

— Но в Амарне были запрещены иные боги, кроме Атона, — заметила я.

Катрин с улыбкой знатока просто продолжала помогать нам с переводом и не вступала в диалог.