— Да, так! Я не спорю, что виноват… отчасти. Но я же не хотел тебе зла! Я просто привык ХОРОШО делать свою работу. И я её делаю. Я трудоголик, маньяк, извращенец, перфекционист. Да, я работаю на результат и моя команда тоже. Мы зависим друг от друга, понимаешь? Кто-то один выпадает, и ВСЯ работа насмарку. Да, тебе было неприятно, я признаю, что перегнул палку. Я забыл, что есть люди, для которых дело — не главное. Но творчество, оно требует или всё, или ничего! Держит тебя в руках! И скажи, разве кто-то заставлял тебя подвизаться на съёмки? Выкручивал руки?
— Но я подписала, потому что…
«…хотела быть с тобой», — додумала я, но не произнесла, потому что стало бы совсем невыносимо. Всё равно он меня не слушал и не хотел слышать, а внутренний гундосый критик предлагал другие версии: «потому что сглупила; потому что хотела сверкнуть; хотела иной жизни и денег». Я даже поморщилась, настолько наивными, на уровне плинтуса показались эти фоновые ответы, особенно теперь, после моих ночных открытий.
Негодование Финна, смешанное с обидой, бурлило, вырывалось в пространство комнаты фразами, словно искрами огня в темноту:
— Дамира, в работе актёра много неприятного, что бы там кто ни думал — розовые пони и радужные слоны — это не об актёрстве! Думаешь, мне приятно было висеть на канате на высоте двадцати этажей под ветром и дождём, когда мы снимали в прошлый раз? Но я висел и улыбался! Или падал с размаху лицом в грязь пять дублей подряд, в отвратительную лужу, когда этого требовал сценарий! А приятно, когда тебя обмазывают холодной пластиковой массой, чтобы сделать слепок физиономии? Я репетировал танцевальные постановки до выключения от усталости и на этот Мегахит, и на прошлый, в котором пролетел мимо финала! Я круглосуточно работаю…
— Но тебя не обманывали, связывая по рукам и ногам, — проговорила мрачно я. — Это практически рабство!
Финн развернулся и расширил глаза, полностью уверенный в своей правоте:
— Рабство?! Да я жил на таком контракте с семнадцати до двадцати пяти лет! Как видишь, ничего плохого со мной не случилось!
Пауза. Удар сердца. Пустота в голове. Вздох…
— Тебя тоже обманули?
— Обманули? Нет! Мне позволили вылезти из болота под Тверью в другой мир! На сцену! К мечте! И очень вовремя, потому что мой папаша хотел, чтобы я устроился охранником к нему на завод! Рабство, сказала тоже! Я считаю, что за такой контракт не обвинять нужно, а быть благодарным!
— Но ведь ты… — совершенно обескураженная, пробормотала я, — так ты лишаешься без спроса права выбора…
— Я был лишён не выбора, а права облажаться, — жёстко подчеркнул он. — Права лезть на рожон и бить морды всем подряд, как учил папаша; права вести себя, как быдло; пробовать всякую дрянь типа наркоты или бухла! Вот что такое этот договор, и меня никто не угнетал, если хочешь знать!
— Как странно, что ты это ставишь в плюс…
— И ничего странного! Продюсеры гнилые — в нашем шоу-бизнесе масса таких — направо и налево заключают контракты похуже и просто заставляют артистов прозябать в безвестности, потому что те не имеют права спеть своё, выступить там, где хотят. Годами! Десятками лет народу приходится петь одну и ту же песню после какого-то конкурса! А меня не забыли, меня взяли за шкирку и вывели в свет. Знаешь, почему я не прошёл в финал в Мегахите пять лет назад? Потому что выматерился в прямом эфире от переизбытка чувств! — Финна и сейчас распирали эмоции, он активно жестикулировал и тени играли на его обычно отполированном, выверенном до чёрточки лице беспорядочно, и было видно, что он не рисуется. — А знаешь, как я учился в школе? Никак! Я ходил туда для галочки, потому что положено. В одном костюме несколько лет, который расшивала бабушка, потому что другого не было. Я до сих пор не умею делить столбиком, считаю только с калькулятором и не разбираюсь в физике-химии. Но я выучил три языка, избавился от говора деревенского. Я знаю историю искусств, пишу музыку, пою, режиссирую, я окончил с отличием оба отделения: эстрадно-джазовое и актёрское! И это было уже не под контролем родителей, вопреки им! Вот что такое этот контракт!
— Но ты хотел этого! — был последний мой аргумент.
— Хотел. И у меня был договор с моим продюсером. Катрин обязалась сделать из меня звезду и если ты думаешь, что она не имела права ничего потребовать взамен, ты ошибаешься. — Он перевел дух.
Я спустила ноги с кровати, растерявшись от всего, что услышала — да, стало яснее его поведение. Но он не понимал, что нельзя строить жизнь на обмане, для него это была норма! И как с этим быть?
— И что же ты отдал взамен? Свою жизнь? — спросила я.
Финн подошёл ко мне стремительно, глянул жёстко, даже высокомерно.
— Моя жизнь при мне.
— Надолго?
— Навсегда, — отрезал он.