Новая жизнь Нефертити

Мадам Беттарид сощурилась и вновь провела ладонью по моей коже, я отдёрнулась, бессознательно скривившись от отвращения.

— Если сопротивляться своему естеству, тоже можно сойти с ума. Не забывай это, Дамира!

— А вам не бывает жалко людей? — спросила шёпотом я, заставляя её прислушаться.

— Жалость — низменное чувство, — ответила она и сквозь паузу бросила жёстко и зло: — Меня никто никогда не жалел. — А затем ткнула пальцем на один из раскрытых кейсов. — Надевай свои браслеты со скарабеями. И вот эти два на лодыжки.

— Как скажете, — забывшись, раздражённо процедила я и тут же поправилась, вспомнив о Лембите: — Да конечно.

Когда всё было завершено, я не узнала себя в зеркале: не одетая и не голая, не живая и не мёртвая, но уж слишком похожая на статую, сплошь покрытую письменами, с тяжёлыми украшениями на руках и ногах. Мадам Беттарид протянула мне короткий нубийский парик с множеством косичек с золотыми бусинами на концах. Золотой обруч прижал чужие жёсткие волосы к голове. Я поёжилась.

Мадам Беттарид удовлетворённо улыбнулась:

— Детали — это всё! — Затем достала из кармана передника рацию и скомандовала: — Зажечь огни! — Отсчитала до десяти вслух и объявила: — Всё, Дамира. Нам пора!

Сердце моё сжалось, от волнения стало нечем дышать, но я заставила себя пойти вслед за валькирией. Паника не поможет.

⁂

В центре площадки перед тентами появился крошечный бассейн, совсем не священный пруд Нун для омовений, но всё же. Даже удивительно, как они приволокли его в пустыню… Над голубой водой гулял ветер, вызывая рябь. Он мигом овеял песком, как прахом, мою обнажённую кожу. Попытался затушить огни в расставленных по периметру треножниках, увенчанных чашами. Языки пламени из них потянулись за ветром, но не погасли. Ветер пошёл гулять дальше по развешанным повсеместно узким белым стягам, как дóлжно было в Египте в дни великих праздников.

Я будто уже видела это где-то…

Солнце плавилось в оранжевом с багровыми полосами закате над меловыми скалами. Мадам Беттарид чуть подтолкнула меня к деревянному помосту, ведущему к бассейну. Едва я ступила на него, забили барабаны, и шесть мужчин выстроились по три с двух сторон, освободив мне дорогу до ступеней передвижного бассейна. Солнечные лучи отразились в шести одинаковых золотых лицах, смотрящих на меня. Одетый по-египетски, с сине-золотыми передниками и пекторалями на груди, с леопардовой шкурой через плечо, разной комплекции и роста меня приветствовал выставленными ладонями вперёд и единым возгласом из-под масок Эхнатон.

Глава 35

Роберт Лембит доводил дотошностью учителей в школе, родителей, репетитора по-английскому, задавая такие вопросы, которые другим и в голову не приходили. Он считал, что вещи стоило знать досконально или не браться вообще. Когда решил в пятнадцать лет приготовить лимонный пирог, в результате множества опытов превзошёл маму. Или с теми же с наручниками. Однокурсники в академии ухохатывались, Лембит и бровью не вёл. Глупо было бы не разбираться в одном из инструментов, с которым ежедневно будешь иметь дело. Механизм в наручниках элементарен: фиксатор, кнопка, замок. С одной стороны, надёжно: самостоятельно железные браслеты никогда не раскроются; с другой — открыть их можно запросто, если знать, куда сунуть скрепку или иглу.

«Острое и тонкое, острое и тонкое», — бубнил про себя Лембит, ёрзая по креслу и пытаясь нащупать хоть что-то. Руки уже затекли, во рту снова обосновалась Сахара, но просто так сидеть и ничего не делать он не мог. Лембит слышал каждое слово, сказанное Дамире этим уродом, типичным представителем русской мафии, которую на западе прозвали «братва». Он не видел Макарова, когда их с Дамирой, как две бандероли разной ценности, передавали фанатикам продажные копы. Однако Лембит знал, что в компании приближённых Катрин Беттарид имелось лишь трое мужчин, говорящих по-русски: слащавый хлыщ певец, толстяк-режиссёр и Макаров, наследивший везде, где только можно. Вряд ли она стала бы привлекать кого-то нового теперь.

Прожжённый преступник не должен был догадаться, — думал Лембит про себя, — что он в сознании и здравом уме. После драки всякое случается. Поэтому пришло решение сыграть «расслабленного». Вовремя: иначе бы он уже прожарился в багажнике, как хороший стейк.

Лембит подумал о Дамире. Поначалу он дико злился на неё. Но потом её тихое «Прости, Роберт» и согласие на всё, лишь бы его не трогали, напрочь лишили возможности сдаться. Она коснулась его, и от этой внезапной нежности сердце Лембита перевернулось. Оно и так было переполнено странной русской девушкой. Порывистой, умной, бурной. Слишком красивой. С пугающей фатальностью в глазах.

Но Лембит жертв не принимал, от неё — тем более. Оттого невыносимо было сидеть с закрученными назад руками, почти подвешенным на ручку автомобильной дверцы вторыми наручниками, как тряпичный клоун кукольника на площади в Старой Праге.