Манипуляторы пользуются красивыми, правильными словами, большими идеями, великими целями, но на самом деле им нужна власть. Только власть. Любыми средствами. Ненасытная жажда власти превращается в болезнь, она разъедает разум; увеличивается, как раковая опухоль, и высасывая всё светлое у тех, кто ею болен. Остаются только красивые слова. Но при чём тут я?
— А что будет потом? Утром? — решилась спросить я, покосившись на полог, когда речь о светлых идеалах валькирий подошла к концу.
Мадам Беттарид снисходительно отмахнулась:
— Оставь заботы утра следующему утру. Сейчас придёт Лили, она поможет тебе избавиться от волос. У Великих Супруг Бога, как называли истинных жриц, не должно быть на теле ни волоска.
Я посмотрела на гладкие после недавнего шугаринга руки.
— Я вроде бы и так…
— Допивай кофе, потом будет некогда. Нужно многое успеть до заката, — сказала мадам Беттарид.
Я отхлебнула горький напиток из белой чашечки.
— На голове тоже не должно быть волос, — добавила эта одержимая.
Я поперхнулась. Вошёл Макаров.
— Ну-ну, осторожно. Не захлебнись, — ухмыльнулся он.
— Что такое, Дмитри? — спросила мадам Беттарид, недовольная, что её прервали.
— Дамира отдала мне и забыла, — ответил он ей с каким-то особым бандитским почтением, просыпающимся только в её присутствии.
Протянул мадам Беттарид браслеты со скарабеями и мои перстни почти с поклоном.
— А парик с уреем? — строго спросила она. — В нём одного золота больше килограмма.
Я опешила, глядя, как Макаров бледнеет и говорит поспешно:
— В машине. Сейчас принесу.
— Не терплю безалаберности, — прошипела она, — всё должно быть точно в деталях!
Макарова вынесло её шипением из палатки в одно мгновение. Воспользовавшись моментом, когда он точно ушёл, я спросила, холодея:
— Вы хотите, чтобы я остриглась налысо?
— Разумеется.
— Зачем?!
Она обернулась резко, внезапно лишённая маски спасительницы мира и посла добродетели, и сверкнула глазами:
— Потому что дьявол в деталях! Всё должно быть точно! Иначе ничего не выйдет! Нефертити брила голову, и ты будешь!
В моей голове пронеслись изображения Нефертити, других великих жриц, начиная от Яхмос Нефертари до алебастровой статуэтки жрицы Аменердис, в которую влюбился создатель либретто к опере «Аида», и да, на них всегда были парики… Однако тут же вспомнилась мумия матери Эхнатона с прекрасной гривой, сохранившейся до сих пор.
— Это не обязательно, — попыталась вставить я. — Нефертити попирала каноны. У царицы Тийи, к примеру, не была бритой голова.
Катрин Беттарид сузила глаза в болезненной злобе.
— Потому что Тийя была еретичкой, а не жрицей. В храм её не допускали. Все супруги Бога брили головы и тела. Разговор окончен!
Я похолодела, а мадам Беттарид громко выдохнула, почти фыркнула:
— Дмитри! Лили!
Никто не отозвался, Катрин выскочила из палатки, я осталась одна, глядя расширенными глазами на дымящийся светильник. Голоса Катрин и Макарова пронеслись вдали, чуть ближе ещё какие-то выкрики, всплеск воды. Я напряжённо вслушалась. Сердце дрогнуло с мыслью о Лембите, и я поняла, что мои волосы по сравнению с угрозой его жизни ничего не стоят. К счастью, в разговорах с улицы никто не упоминал о нём.
Я провела ладонью по своей шевелюре, стало до рези в глазах её жалко. «Волос не коверкот — отрастёт», — говорила мама, повторяя слова бабушки. До сих пор не знаю, что такое «коверкот».
Вдруг прямо за светильником послышалась вибрация. Я осторожно сдвинула серебряное изделие, на экране телефона высветилось имя: «Finn». Я скользнула пальцем вверх по экрану, приняв звонок.
— Катрин! Наконец-то! — взвопил он. — Почему ты не берёшь трубку? Что происходит? Почему вы уехали без меня? Что значит твоё письмо? Я же всё выполнил! И после этого «просто жди в Луксоре»?! Катрин, да пойми же, я не виноват, что она сбежала! Ею вообще невозможно управлять с таким характером!
— Возможно, — горько и тихо усмехнулась я.
Пауза. Вдох-выдох. Финн взволнованно уточнил:
— Дамира, малышка, это ты?
— Я.
Странно, сейчас я на него не злилась. Вспышка влюблённости, страсть и нежность превратились в пустое место. Вакуум.
— Какая ты умница, — забормотал он скованно, — хорошо, что ты вернулась, хорошо что осознала!
— Хорошо, — прошептала я, покрываясь триллионами мурашек совсем не из-за него. — Скоро буду лысой и мёртвой.
— Что ты такое говоришь, малышка?
— Прощай, Финн.
Услышав приближающиеся голоса, я отбила звонок и стёрла его из истории. Откинулась на спинку и залпом выпила оставшийся кофе. От судьбы не уйдёшь, — говорили древние, — особенно если она настигла тебя во время «эм атеф» — твоё собственное, ею предназначенное.
Потом всё происходило, как во сне. Солнце за оконцами повернулось к западу. Мадам Беттарид рассказывала о ритуале очищения, я не слушала. То, что описывалось в исторических документах, я и без неё знаю. Как и то, что открытая сексуальность не считалась греховной. Только почему-то слушая лекцию на дополнительном курсе, я не примеряла это на себя.