Новая жизнь Милы

– А для личной жизни женщины плохо, когда у нее в голове один бизнес. – Игорь встал, устало потянулся. – Пойду я. Спокойной ночи.

Она осталась сидеть за столом, прислушиваясь к звукам в прихожей. Вот он обулся, взял сумку. Скрипнула дверь, щелкнул замок. Что делают все женщины, совершившие глупость? Правильно – плачут.

Следующий день радости не добавил. С утра Людмила поехала к Севиному приятелю. Ей самой Джон (по паспорту Женя, но Женей у нас полно, а Джонов – раз-два и обчелся) не очень нравился, но за несколько лет общения она привыкла к его шумному нахальству, матерку и разговорам об охоте. По ее расчетам, Джон обладал достаточной независимостью и наглостью, чтобы, несмотря на дружбу с Севой, помочь его бывшей жене. Он действительно принял ее радушно, выслушал и одобрил. Не учла она одного – Джон сам был в глубоком «финансово-половом кризисе».

– При чем тут… Почему половой-то? – удивилась Людмила.

– А-а, подруга, не в курсах, да? Это потому, что когда открываешь кошелек, то видишь там…

Они еще немного поболтали. Джон честно признался, что сей кризис наступил по вине женщины. «Все вы, бабы, – акулы». Его очередная «рыбка» крепко охмурила парня, даже собралась заводить ребенка. И потому размякший Джон («Никому не говори, но думаю, это у меня кризис среднего возраста – не поверишь – иголки спрятал, как весенний ежик, вот первая же б…дь и укусила за брюхо») доверил девушке свою карточку для необходимых бытовых трат. Результатом явился премиленький парикмахерский салон, открытый «рыбкой» на весьма бойком месте. И соответственно, сильное сокращение Джоновых капиталов.

– Считай, я уже вложился в один перспективный бизнес. И она мне, в отличие от тебя, процентов не предлагала. Зато я теперь туда хожу как на работу – стригусь два раза в месяц, массаж, солярий. Недавно – смотри, – он вытянул руку, – к маникюрше ходил. Чего не сделаешь, чтобы бабе досадить.

За разговорами и разъездами она добралась до больницы только к обеду.

Там царили разгром и смятение. Все работы были остановлены. У входа Людмилу схватил за руку бледный до синюшности Леонид Борисович, от него пахло валокордином:

– Мила, где же вы ходите! Тут у нас такое творится… Это просто безобразие! Я не знаю, куда смотрят органы.

– Какие органы? – Ничего не понимая, Люда смотрела на подтеки краски на стенах – только вчера все было чисто и аккуратно, а сейчас, словно безумный абстракционист прошелся: светлые стены, пол – все заляпано красной, как кровь в дешевом кинофильме, краской.

– Что случилось?

– На нас наехали. – Это сказала Наташка, появляясь с тряпкой и ведром из туалета. Она поставила ведро на пол, опустилась на коленки и принялась яростно тереть пол. Растрепанные волосы, красные руки, пятна на одежде – то ли дурной сон, то ли правда малобюджетный фильм ужасов.

На секунду Людмиле стало дурно – от резкого запаха краски, от усталости и предчувствия неприятностей. Но она сжала зубы так, что мучительной болью свело челюсти. «Нет, я не заплачу и не уйду. Они уже и так все невменяемы. Ленчик трясется весь, и Наташку я такой никогда не видела. Надо успокоиться…»

– Наташ, перестань, краску так не отмоешь. Это, наверное, бензином надо.

Тут распахнулись двери и влетел Игорь. Поскользнулся на краске, чуть не упал. Схватил Люду за плечи:

– Ты цела?

– Да… Я только вошла. Наталья, черт, объясни толком, что тут происходит?

– Так. – Наташка бросила тряпку. – Докладываю анамнез. Явились три качка. Спросили начальство. Их, естественно, послали к Ленчику. Они в отделение не пошли, потребовали, чтобы он сам пришел. Строители, видать, смекнули, что куда, – вызвали Ленчика, а сами смотались. – Она уже второй раз назвала завотделением Ленчиком. Но тому, кажется, было все равно. Он только молчал и ломал руки. – Я пришла тоже. Ребятки сказали, что если мы хотим зарабатывать, то надо делиться. Они, мол, от Стаса, который «держит» этот район. И без его согласия бабки тут не делаются. Я их, естественно, послала. Тогда эти уроды достали банки с краской и принялись плескать направо-налево. С-скоты… И сказали, что это начало. Вторым предупреждением будет более серьезный материальный ущерб, а третьим… нематериальный.

– Да-да, – завотделением закивал, – они угрожали! Вы представляете себе – среди бела дня угрожать расправой!

– А ты и скурвился!

– Наташа! – Люда не верила своим ушам. – Ты что говоришь?

– Что? Да то! Ты бы его видела: трясется весь и бормочет – я, мол, здесь никто, так, исполняющий обязанности. А хозяйки сейчас нет. Вы с ней свяжитесь и разговаривайте, а сюда не надо больше приходить. И телефон твой дал. – Наташка всхлипнула. Леонид Борисович молчал.

– Ну и что. – Людмила все никак не могла поверить в реальную угрозу. – Ну позвонят они…

– А если не позвонят, а сразу подъедут? – Игорь покачал головой. – По телефону адрес определяется за тридцать секунд. Тебе нельзя ехать домой. Да и потом… Как правило, в таких случаях они сначала наводят справки. Так что я думаю, они и адрес твой знают, и сколько денег уже вложено…