Новая земля (Новь)

Оба выходятъ изъ конторы, проходятъ черезъ магазинъ и спускаются въ погребъ. Олэ Генрихсенъ быстро достаетъ бутылку; онъ ждетъ каждую минуту въ контору отца, — оттого онъ такъ спшитъ; отецъ очень старъ, но, несмотря на это, нельзя было поступать противъ его воли.

Иргенсъ пьетъ и говоритъ:

„Могу я остатокъ взятъ съ собой домой?“ Олэ Генрихсенъ утвердительно киваетъ головой.

Когда они снова возвращаются въ магазинъ, онъ выдвигаетъ ящикъ изъ стола, а Иргенсъ, понявъ его знакъ, опускаетъ свою руку и достаетъ что-то, что онъ кладеть себ въ ротъ. Это кофе, жженый кофе для уничтоженія запаха.

ГЛАВА II

Въ два часа люди прогуливаются большими группами взадъ и впередъ, разговариваютъ и смются, кланяются другъ другу, улыбаются, киваютъ, поворачиваются и зовутъ; въ воздух носится сигарный дымъ и развваются дамскія вуали; пестрое мельканіе свтлыхъ перчатокъ и носовыхъ платковъ, приподнятыхъ шляпъ и тросточекъ распространяется по всей улиц, а экипажи съ мужчинами и дамами въ блестящихъ костюмахъ проносятся мимо. Нсколько молодыхъ мужчинъ стоятъ на перекрестк. Это цлый кружокъ знакомыхъ, — два художника, два писателя, купецъ и человкъ безъ опредленныхъ занятій — все тсно сплоченные товарищи. Ихъ костюмы очень разнообразны; нкоторые уже сняли пальто, другіе все еще носятъ длинныя пальто на подкладк и съ поднятымъ воротникомъ, какъ въ самые большіе холода. Группа эта всмъ знакома. Къ ней присоединяются новыя лица, нкоторые уходятъ, наконецъ, остается молодой толстый художникъ по имени Мильде и актеръ съ вздернутымъ носомъ и сладкимъ голоскомъ; кром того Иргенсъ и адвокатъ Гранде изъ великаго рода Грандовъ. Но самый значительный изъ нихъ — Паульсбергъ, Ларсъ Паульсбергъ, авторъ полудюжины романовъ и научнаго труда о прощеніи грховъ. Его называли громко поэтомъ, хотя тутъ были Иргенсъ и писатель Ойэнъ. Актеръ застегиваетъ свой сюртукъ до самой шеи, — ему холодно.

"Нтъ, весенній воздухъ для меня черезчуръ рзокъ," — говоритъ онъ.

"А для меня совершенно наоборотъ", замчаетъ адвокатъ.

"Я готовъ кричать во все горло. Что-то трепещетъ во мн, кровь кипитъ и какъ бы манитъ на охоту". И маленькій согнутый юноша выпрямился при этихъ словахъ и посмотрлъ на Паульсберга.

"Да, посмотрите-ка на него!" замтилъ насмшливо актеръ. "Мужчина все-таки мужчина", сказалъ евнухъ.

"Что ты хочешь этимъ сказать?"

"Ничего, сохрани меня Богъ. Но ты съ твоими лакированными башмаками и цилиндромъ собираешься на охоту за рысью, не такъ ли?"

"Ха, я констатирую, что актеръ Норемъ сдлался остроумнымъ. Это нужно цнить".

Они говорили съ большой свободой обо всемъ, вставляли съ легкостью слова, длали быстрыя нападенія и во всякое время имли отвтъ наготов. Отрядъ кадетъ прошелъ мимо.

"Есть что-то нахальное въ походк у этихъ военныхъ", говоритъ Иргенсъ. "Они не проходятъ мимо, какъ вс смертные, а какъ-то выступаютъ".

Самъ Иргенсъ и художникъ засмялись, но адвокатъ быстро посмотрлъ на Паульсберга, черты котораго ни на минуту не измнились.

Паульсбергъ сказалъ нсколько словъ о выставк картинъ и замолчалъ.

Посл этого перешли къ вчерашнему дню въ Тиволи, потомъ къ политик. Они произнесли свой приговоръ надъ руководящей партіей Стортинга, предлагали зажечь дворецъ и завтра днемъ провозгласить республику; художникъ угрожаетъ возстаніемъ рабочихъ. "Знаете ли вы, что сказалъ мн президентъ съ глазу на глазъ: что онъ никогда и ни за что не пойдетъ на компромиссъ; онъ или согнетъ Унію, или сломаетъ ее. Согнетъ или сломаетъ, въ буквальномъ смысл: А кто знаетъ президента…"

Но Паульсбергъ не принималъ участія въ разговор, а такъ какъ товарищамъ было бы очень интересно услышать именно его мнніе, то адвокатъ осмлился сказать:

"А ты, Паульсбергъ, ты ничего на это не скажешь?"

Паульсбергъ рдко вставлялъ свое слово; онъ большей частью жилъ одинъ, изучалъ науки и работалъ надъ своими произведеніями; онъ не обладалъ даромъ краснорчія, свойственнымъ его товарищамъ. Онъ добродушно улыбнулся и возразилъ:

"Ваши слова должны бытъ да — да, нтъ — нтъ, какъ ты это знаешь". Надъ этимъ вс громко разсмялись. "А что касается остального, то я подумываю вернуться домой, къ своей жен".

И Паульсбергъ пошелъ. Это была его привычка уходить безъ всякихъ дальнйшихъ разсужденій, разъ онъ это сказалъ.

Но когда Паульсбергъ ушелъ, оказалось, что и остальнымъ нужно итти; не было смысла больше здсь оставаться. Актеръ поклонился и исчезъ, видно было, какъ онъ быстро шагалъ, чтобы догнать Паульсберга. Художникъ закутался въ свое пальто, не застегивая его, и сказалъ:

"Уфъ, я страшно усталъ. У кого есть деньги на обдъ?"

"Ты долженъ позаботиться о томъ, чтобъ раздобыть себ какого-нибудь лавочника", возразилъ Иргенсъ. "Я сегодня заставилъ одного дать мн бутылку коньяку".

Они удалились оба вмст.

"Я хотлъ бы знать, что тутъ подразумвалъ Паульсбергъ", сказалъ адвокатъ. "Ваши слова должны бытъ нтъ — нтъ, да — да; ясно, что онъ подъ этимъ что-то подразумвалъ".

"Да, это ясно", сказалъ художникъ Мильде. "Видлъ ты, какъ онъ при этомъ смялся, вроятно, онъ смялся надъ чмъ-нибудь".