Элен ди Брага и Адриана Корта — из одного поколения, поколения первопроходцев. Элен — бухгалтерша, трипейру из Порту — была при деньгах. Адриана — инженер, кариока из Риу — добилась всего сама. Адриана изменила своей клятве никогда не доверять не-бразильцам. Помимо национальности, помимо языка, обе были женщинами. Элен ди Брага тихонько управляла финансами «Корта Элиу» вот уже больше сорока лет. Она в той же степени семья для Адрианы, что и любой из ее детей.
— Робсон в безопасности, — говорит Элен ди Брага.
Дети Адрианы всегда были для нее второй семьей. Ее собственные дети и внуки рассеялись по Луне и живут в десятке поселений при заводах «Корта Элиу».
— Этот грязный никах, — говорит Адриана. — Из «Горнила» уже прислали требования о компенсации.
— Ариэль в суде его в клочки разорвет.
— Она хорошая девочка, — говорит Адриана. — Боюсь я за нее. Она ужасно уязвима. Неужели с моей стороны глупо хотеть, чтобы она оказалась здесь, дома, и между нею и всем остальным миром оказались бы Эйтур и пятьдесят эскольт? Но ведь я не перестану переживать, верно? Суд Клавия и даже Павильон Белого Зайца — они ее не защитят.
— Когда же мы с тобой превратились в двух старух, которые стоят на балконе и обсуждают вендетты? — спрашивает Элен ди Брага.
Адриана Корта кладет свою руку поверх руки подруги.
В сердце бамбуковой рощицы есть тайное место, особое шепчущее место. Естественное высыхание обнажило почву, а любопытные руки и ноги очистили и вытоптали зачарованный круг. Это секретная комнатка Луны. Камеры ее не видят, боты слишком большие, чтобы проследовать сюда сквозь заросли, отец ничего не знает, и она почти уверена, что бабуля Адриана, которая знает все, об этой комнате понятия не имеет. Луна обозначила свои владения обрывками лент, привязанными к стеблям, печатными керамическими фигурками диснеевских героев, пуговицами и бантами с любимой одежды, частями роботов, кошачьими колыбелями из проволоки. Она сидит на корточках в магическом круге. Бамбук колышется и шепчет над ее головой. Фелипе, садовник, как-то раз объяснил ей, что Боа-Виста достаточно велик, чтобы обзавестись собственными ветрами, но Луна не хочет, чтобы у этого было научное обоснование.
— Луна, — шепчет девочка, и ее фамильяр разворачивает крылья. Они раскрываются, заполняют поле зрения, а потом складываются в изображение ее матери.
— Луна.
— Майн. Привет. Когда я тебя увижу?
Лусика Асамоа отводит взгляд.
— Это не так просто, анзинью. — С дочерью она разговаривает по-португальски.
— Здесь теперь совсем не весело…
— О, любовь моя, знаю. Но скажи, скажи — что у вас там происходит?
— Ну, — начинает Луна Корта, поднимая ладони с растопыренными пальцами, чтобы считать. — Вчера мы с мадриньей Элис играли в маскарад, наряжались животными. Принтер и сеть показывали нам разных животных, и мы печатали животные наряды. Я была муравьедом. Это животное, не отсюда. У него большой и длинный нос, до самой земли. И длинный хвост. — Она загибает один палец, одно превращение учтено. — И я была птицей с длинным… Как называются эти штуки у них на рту?
— Клювы. Это и есть их рты, корасан.
— С клювом, который был длинным, как моя рука. И желто-зеленым.
— Думаю, это был тукан.
— Да. — Еще один палец. — И большой кошкой с пятнами. Элис была птицей, как фамильяр тиа Ариэль.
— Бейжафлор, — говорит Лусика.
— Да. Ей это очень понравилось. Она спросила, хочу ли я быть бабочкой, но мотылек ведь очень похож на бабочку, так что я сказала, пусть она будет бабочкой — кажется, ей это тоже очень понравилось.
— Ну, мне кажется, вы развлекались.
— Да-а-а-а, — уступает Луна. — Но… Со мной теперь только мадринья Элис. Раньше я ездила в Жуан и там играла с детьми, но папай больше не разрешает так делать. Он не позволяет мне видеться ни с кем, кто не семья.
— Ох, сокровище мое. Это всего лишь временно.
— Ты тоже говорила, что уезжаешь лишь временно.
— Да, говорила…
— Ты обещала.
— Я вернусь, обещаю.
— А я могу приехать в Тве и посмотреть на настоящих животных, а не на костюмы?
— Это не просто, любовь моя.
— А у вас есть муравьеды? Я очень хочу увидеть муравьеда.
— Нет, Луна, муравьедов нет.
— Ты же можешь мне сделать одного. Очень маленького, как ручной хорек Верити Маккензи.
— Не думаю, Луна. Ты же знаешь, что твоя бабушка думает по поводу животных в Боа-Виста.
— Папа много кричит. Я его слышу. Из моего убежища. Он кричит и сердится.
— Дело не в тебе, Луна. Поверь. И не во мне на этот раз. — Лусика Асамоа улыбается, но ее улыбка вызывает у Луны растерянность. Потом эта улыбка исчезает, и теперь Лусика как будто жует слова, и вкус у них плохой. — Луна, твоя тай-око Рэйчел…
— Ее больше нет.
— Нет?
— Она ушла в Рай. Только вот Рая нет. Всего лишь заббалины, которые забирают тебя, и превращают в порошок, и отдают АКА, чтобы кормить растения.
— Луна! Ты говоришь ужасные вещи.
— Элен ди Брага верит в Рай, но я думаю, это глупо. Я видела заббалинов.
— Луна, Рэйчел…
— Мертва-мертва-мертва-мертва-мертва. Я знаю. Вот почему папа расстроен. Вот почему он кричит и ломает вещи.
— Он ломает вещи?