Новая хозяйка собаки Баскервилей

– А мы ведь говорим почти об одном и том же. – Катя улыбнулась. – В конце концов, она примчалась к тебе, как только узнала о случившемся, и, может, этот испуг вызвал желание вернуться в прошлое.

Катя припомнила, как Миша заболел корью. Это в тридцать с лишним лет. Весь в мелкой сыпи, он напоминал покусанного пчелами обиженного медведя. Катя, невзирая на их уже очень плохие отношения, ухаживала за ним, поила молоком, заставляла глотать таблетки. И, вдыхая знакомый запах его влажных от испарины волос, думала: «Как же все просто могло быть! Вот – он и я. И мы так любили друг друга. И что стоит нам опять заговорить тем же тоном, с теми же интонациями, так же посмотреть друг на друга, чтобы вернуть чувство». Катя так думала и знала, что Миша выздоровеет, но чуда не произойдет.

– Послушай, гадать можно бесконечно. Понятно одно – она поступила честно, хотя внешне это выглядит иначе. Она отпустила тебя, понимая, что никогда не даст тебе того, что ты заслуживаешь. Любви, счастья, покоя.

– Адвокатом стала? – Юра с улыбкой посмотрел на Катю.

– Нет, стараюсь понять. Мы ведь с ней долго разговаривали. – Тут Катя усмехнулась. – Но она хитрая! Разговор повернула так, что я вынуждена была отвечать на вопросы.

– Раньше за ней такого не водилось. Раньше она была молчалива, но бесхитростна.

– Она и сейчас такая, бесхитростная. Только живет другой жизнью.

– Ты думаешь, мне надо ей позвонить?

– Да. Извиниться. И оставить дверь открытой.

Юрий замолчал и долго смотрел на однообразный пейзаж за бортом.

– Нет. Я больше не хочу. Никаких дверей. Я постараюсь не держать на нее зла, но возвращения не хочу. Ни в каком виде.

– Тогда просто извинись. И не откладывай это в долгий ящик.

– Интересно, ей сообщить последние новости? Или не стоит?

– Какие новости? – Катя внимательно посмотрела на Юрия.

– Неужели еще не слышала?

– Господи! Да не томи!

– Я – безработный. Со вчерашнего дня.

– Такого быть не может – ты на больничном!

– Катя! Я не о формальных вещах! Я – о сути! А по сути – я буду уволен, как только представится удобная возможность. Если быть откровеннее, то ситуация еще хуже. Вчера в больницу приезжал босс. Редкий случай в нашей практике. Он вообще никуда никогда не ездит. Типа, небожитель. Вчера приволок мне французские трюфели…

– Неужели грибы?

– Катя, шоколадные конфеты. Бутылку французского вина. Вручил со словами: «Пригласишь распить, когда будешь окончательно здоров». Долго рассказывал байки, но я сразу все понял. Паршивую овцу гонят из стада. Меня просили написать заявление об уходе. Понимаешь, даже не увольняют.

– Чем одно хуже другого?

– Ну как?! Увольнение придает ореол мученика, несправедливо обиженного, преследуемого, наказываемого.

– Человек, который уходит по собственному желанию, выглядит как принципиальный…

– Ерунда. Он выглядит как человек, которого унизили. Заставили. У нас же не верят в честность и благородство.

– И когда ты будешь писать заявление?

– Как только вернемся из этого славного похода. Будь он неладен…

– Что ты злишься – сам обрадовался, когда следователь этот эксперимент назначил.

– Сейчас мне представляется это пустой тратой времени. Лучше бы я работу искал!

– Ну, насколько я понимаю, с такой стремительной карьерой и таким опытом…

– Боюсь, здесь сыграет роль эта история. Побоятся связываться. История темная, следствие ничего толком сказать не может. Отмыться будет сложно. Хорошо, хоть газеты замолчали вовремя. Ладно, посмотрим. В конце концов, на свете множество дел, которыми можно заниматься.

Катя не знала, что сказать. Утешать бесполезно – можно было только поддержать и посочувствовать.

Яхта следовала тем же маршрутом, только остановки были кратковременными – Гектор важно сходил по трапу, долго обнюхивал кустики, а потом долго и стыдливо искал укромное местечко. Ему было кого стесняться – скучающие пассажиры яхты свешивались с палуб и смотрели на пса.

– Послушайте, вы своим людям скажите, чтобы они не глазели на собаку. Пусть, что ли, сами пойдут погуляют. А то я измучилась – вместо двадцати минут полчаса пса жду.

– А что, стесняется? – допытывался главный из «статистов».

– А давайте на вас поэкспериментируем? Вы будете стесняться? – парировала Катя. Впрочем, уже вечером людей на палубе было немного – ровно столько, чтобы присматривать за Катей.

– Ты поднималась на верхнюю палубу, где бассейн? – поинтересовался однажды Юра.

– Боюсь даже представить, что там делается.

– Что?

– Ну как? Почти клуб «Голубая устрица», помнишь «Полицейскую академию»? Это, конечно, учитывая, что «боссов» и «секретарш» изображают наши бравые попутчики.

– А, в этом смысле! – рассмеялся Юра. – Нет, там почти никого не бывает. Может, как-нибудь поплаваем?

– А тебе можно?

– Я постараюсь не утонуть. Но ты же рядом будешь?

– Конечно, буду, только вряд ли спасу, я плохо плаваю.

– Слушай, какая разница, можно вообще не плавать. – Юра оглянулся по сторонам, встретился взглядом сразу с тремя парами суровых мужских глаз и добавил: – Ребята они хорошие, наверное, но уж больно навязчивые. Мы с тобой даже поговорить толком не можем.