– Не знаю. Мы всегда были соперниками. Но не явными. А такими, с кукишем в кармане. Впрочем, надо быть справедливым, это в большей степени относится ко мне. Я и Алю увел у брата из-за этого. Мне тогда, когда он ее опекал и, конечно же, был влюблен в нее, хотелось насолить брату.
– Зря это вы.
– Еще как зря. Она была совсем девочка, только школу окончила, стала студенткой, жила вдалеке от дома. У нее опора была – только он, Вадим, и мать. Но мать очень властная, строгая, не допускающая сантиментов. Вадим же был всегда неразговорчив, немного сумрачный. И тут появляюсь я – весь такой яркий, веселый, бравый! Как из песни – «Король оранжевое солнце».
– Это вы о себе так?
– Нет, это однажды она меня так назвала. Мне было приятно. Да и разве я виноват, что у меня легкий характер.
– Не виноваты. Но уводить у брата девушку нехорошо.
– А он женат был. Между ним и Алей ничего не было. Так, – Юра пошевелил пальцами, словно перебирал что-то сыпучее, – что-то такое…
– Это оно и есть, – перебила его Катя, – именно так оно и называется. Что-то такое. Это «что-то такое» никак не выглядит, никак не пахнет, тени не дает, с места на место переложить нельзя. Но оно есть, и, когда оно вдруг исчезает, чувствуешь, что из твоего дома вынесли все. Даже тебя саму.
– Да, вы… ты… Слушайте, давайте перейдем на «ты»?
– А это не опасно?
– В смысле?
– Для моей репутации и вообще…
– Вообще – опасно. Но выхода у нас, похоже, нет. Вы представляете, в какой ситуации мы оказались?
– В какой?
– А вы поглядите по сторонам.
Катя посмотрела. Слева было трое мужчин. Лежа в шезлонгах, они делали вид, что читают. У одного из них Катя заметила газету «Здоровье гомеопата». Их одежда – шорты, легкие брюки, яркие футболки – ситуацию не исправляла. Вся троица излучала решимость броситься в рукопашный бой при малейших признаках опасности. Гектор, который очень чутко реагировал на превосходство в силе, благоразумно забился под зонтик. Кроме этих троих, на палубе находилось еще несколько атлетических мужчин, но они топтались ближе к корме, изображая круизную праздность.
– А у бассейна тоже эти «статисты»? – Катя повернулась к Юре.
– О да. Девушек из эскорта изображают они же.
– Господи, а зачем они все нужны?
– Ну, чтобы, когда мы сойдем на берег у того самого места, все были на яхте. И ты должна будешь посмотреть и вспомнить…
– Я уже никогда ничего не вспомню! Меня уже замучили вопросами, и я сама просто сбита с толку. Мне кажется, что я все придумала. Понимаете, дистанция между случившимся и воспоминаниями огромна. Я уже запуталась в деталях и в лицах!
– Зачем же ты согласилась на эту поездку?
– Выхода не было. И вас, то есть тебя жалко, и следователя. И если честно, мне понравилось на яхте. Если бы не это покушение, это был бы самый интересный отдых в моей жизни.
– Ну, учитывая покушение, он так и вовсе не будет иметь аналогов.
– Да, верно. – Катя помолчала, наблюдая, как сотрудники службы безопасности пытаются органично вписаться в круизный ландшафт – на корме под раскрытыми зонтиками они потягивали сок и минеральную воду. – И что? Вадим тебе все простил?
– Что именно?
– Эту вашу Алю?
– А, ты об этом. Не знаю. В этом сила моего брата – никогда не понимаешь, что он думает и чувствует. Хочется надеяться. Особенно сейчас.
– Почему особенно сейчас?
– Потому что обидно и брата потерять, и жену.
– А если бы жену не потерял, то тогда брата можно? Так нельзя говорить.
– Нет, просто тогда бы сила чувства хоть в какой-то степени извинила меня. Перед братом. А теперь…
Катя смотрела на поблескивающую паутинку, которая бог весть как зацепилась за поручень палубы. Паутинка была рваная по краям, но сохранившая свой рисунок – почти правильные круги, расчерченные ниточками-радиусами. «Совсем как в жизни – все вроде правильно, стройно, а глянь – края-то порвались и на ветру бесцельно полощутся», – подумала она.
– Ты на Алю не обижайся. Да, странно, конечно, пытаться вернуться в прошлое и, испугавшись его, сбежать. Я, наверное, не смогла бы так. Но она – не я. Она – другая. Не в смысле – мы все разные. Она, эта Аля Корсакова, другая совсем. Эти люди не имеют возможности жить так, как хотят, поскольку есть сила выше желаний. Это сила предназначения. Может, им и хочется иногда пожить нормальной человеческой жизнью, и они «покупаются» на сиюминутную слабость, но потом наступает отрезвление и приходится следовать своим путем. И этот путь тяжелее вдвойне, поскольку сознаешь, что окружающие тебя либо не понимают, либо обижены на тебя. – Катя помолчала и добавила: – Но это я так думаю. Что думала она, улетая из Москвы, мы никогда не узнаем.
– Согласен. Але некогда жить. У нее нет времени на людей, на семью, на заботы. У нее нет времени даже на мысли о семье. Когда только мы познакомились, она училась, потом стала выступать, и не чувствовалось этого страха времени. Это потом время стало врагом.
– Почему?
– Потому что певцы, балерины – их век недолог, и страх, что ты не выйдешь на сцену, сильнее всего.