– Ерунда, один звонок, и вас оставят в покое…
– Сын, мама…
– Мама вас поймет, а сын еще гордиться будет.
– Да, конечно…
– Соглашайтесь. Заставить вас мы не можем…
Катя окинула взглядом кабинет и поняла, что выхода у нее нет.
– Ладно. Но есть одна проблема.
– Какая?! – вскинулся следователь.
– Спиридонова могут не отпустить врачи.
– Отпустили. Сегодня утром. Ну, нам пришлось немного приврать… А уж как он обрадовался!
– Кто? Юрий Алексеевич?!
– Ну да! Он как узнал, что на яхте будете вы, так сразу и сказал: «Никаких возражений – мне самому интересно. Может, что-то вспомню!» И еще раз уточнил, будете ли участвовать вы в эксперименте.
– Хорошо, раз уж вы все так решили и это надо для дела… – Катя полезла в сумку, поскольку на лице у нее расплывалась довольная улыбка.
Мама собирала Катю в круиз.
– Дорогая, ты меня слушай внимательно. Хватит одного раза…
– Мам, ты о чем?! Думаешь, второй раз будут стрелять?! Там полная яхта спецназа и полицейских. Они будут изображать участников круиза и охранять нас.
– Да, я это уже слышала, но Валентин Петрович говорит…
– Мама, я не могу больше слышать: Валентин Петрович говорит, Валентин Петрович знает, Валентин Петрович советует. Это у тебя очередная кампания? Год назад ты цитировала мать Терезу. Но с Валентином Петровичем, смотрю, ситуация тяжелее будет. И вообще, как-то вы быстро подружились! А, между прочим, он мне глазки строил!
– Мы и на эту тему говорили. Я ему так и сказала: «Не морочьте голову моей дочери, она слишком для вас молода!»
– Мама! Как ты могла, мне же работать с этим человеком. И он такой… Такой… Ну…
– Хороший.
– Мама?! Мама!
– Что?! Я просто сказала, что он хороший.
– Ты с ним была в кино. Ходила в театр, что меня очень удивило, мне казалось, что в театр тебя не загонишь. Вы иногда…
– Едим мороженое в кафе и по субботам бегаем трусцой в Парке культуры.
– Ты, мама, колени береги. Бегать трусцой – это не в балетном классе осторожно па выделывать. Бегать трусцой вообще вредно. Это врачами доказано.
– Много у меня и не получается. Я до первых скамеечек добегаю, отдыхаю, а потом просто гуляю, жду, когда Валентин Петрович прибежит.
– Понятно. Смотри, мама!
– Дочь, твоя мама все знает.
– Будем считать, что так, – изрекла Катя и, увидев, что мама складывает в чемодан теплый спортивный костюм, закричала: – Только не это! Я его все равно не надену. Пусть он лежит, потом как-нибудь я его буду носить.
– Дочка, через неделю – осень. Будет холодно, особенно на воде.
Катя посмотрела в окно. Там вовсю шелестела еще зеленая листва, но Катя вспомнила, что воздух ранним утром и вечерами имел уже другой запах – древесный, тяжеловатый, с привкусом дыма. «Как все быстро промелькнуло. Яхта, Гектор, Юра, покушение, больница, Аля. Нет, для него время идет медленно. И «все прошло» он сможет сказать, когда уже не будет думать о руке». Кате стало вдруг ужасно грустно. Жизнь, наполненная разнообразными событиями, летела на полной скорости и не давала себя разглядеть, прочувствовать. Кате вдруг показалось, что все это время она только репетирует жизнь. Потом, когда Миша наконец уедет из квартиры. Потом, когда заработает магазин. Потом, когда Ваня приедет из лагеря. Потом, когда Юра поговорит с Алей. Этих «потом» в Катиной жизни было бесчисленное множество, и она послушно ждала, когда они все закончатся. «Ерунда. Эти «потом» и есть жизнь. И по-другому не будет», – подумала она, поцеловала мать и положила теплый спортивный костюм в чемодан.
Провожали ее оба – и мама, и Евграфов. Катя с изумлением и трогательным смущением наблюдала за явно влюбленными немолодыми людьми.
– Наташа, Наталья Владимировна, сколько раз говорил, не открывайте так окно, вас продует, – заботился Евграфов, – и Катю тоже.
– Валентин Петрович, называйте маму Наташей, не стесняйтесь, – подала голос Катя.
– А я и не стесняюсь, – Евграфов даже глазом не моргнул, – так, по имени-отчеству, убедительнее. Послушается сразу.
– Кать, ты замечания старшим не делай. Мы тут сами разберемся, – мама одернула дочь.
– Да пожалуйста. Я же как лучше хотела.
– Ты мне Гектора на неделе не привози, я буду генеральную уборку делать.
– Мам, ты говорила, что три дня назад делала.
– Ну и что, я не все успела.
Теперь в том, что говорила мама, Катя обнаруживала массу противоречий, нестыковок и откровенной лжи.
– Я тебе звонила целый день! Ты не отвечаешь, я волнуюсь. Ну хоть перезвони мне потом!
В ответ она получала три разных объяснения с разницей в пять минут. Катя махнула рукой – у мамы роман, и с этим ничего нельзя было поделать. Разве только порадоваться.
– Гектор как поживает? – Евграфов чуть повернул голову. Собаку он любил, но порядок и чистоту в своем огромном внедорожнике любил еще больше.
– Не волнуйтесь, все нормально. Слюней мы напустили чуть-чуть. – Катя потрепала сидящую рядом собаку. На Гекторе красовались новый ошейник и поводок. – Вот, друг мой, кто же знал, что мы еще раз поплывем с тобой на корабле? – вздохнула Катя, а Наталья Владимировна добавила:
– Не могли в теплую погоду его провести. Надо было осени ждать!
– Мам, ну Юра же плохо себя чувствовал! Операцию делали!